Елена Соколовская,
лауреат Наталийской премии
Беэр-Шева, Израиль

Из окон живописной мастерской был виден внутренний дворик нашего художественного училища, образованный стенами учебных корпусов и частью каменного забора, очень старого, почти замшелого, но всеми  нами любимого. Мы любили весной, усевшись на скамье, прилепленной  неизвестно каким образом к его камням, греться на солнышке, закрыв глаза и слушая пчёл. Разомлев и растаяв, как мороженное, на солнце – мы с большим трудом  могли заставить себя  подняться, чтобы пойти продолжать работать. Было приятно наблюдать, сидя на этой  скамейке, как мимо снуют спешащие на уроки студенты, преподаватели, деловито держа в руках папочки, сумочки, журналы… А у нас – «окно»!  И вот, наконец!  Самый желанный подарок сидящему на скамье! Во дворик заходит наша любимая парочка:  два педагога, два Григорича,    Виктор и Зураб. Невозможно было наблюдать их совместный проход – без доброй и  тёплой улыбки. Два крепких друга, два молодых и красивых мужчины, две почти полные противоположности!

 Сильный, мощный, крепкого телосложения  Виктор Григорьевич мерил своими широкими шагами казавшиеся крошечными метры, раздвигая густой воздух широкими плечами, размахивая руками и раскачиваясь, как корабль. Он был похож на ледокол. Казалось – он всё снесёт на своём пути, и совсем не
стоило ему попадаться! Обладатель такой же крепкой фамилии – Кожушко — Виктор  непостижимым образом превращал строгий костюм, надетый на нём,  в рыцарские доспехи. Его
звучный, яркий, оптимистичный голос, перемежаясь с таким же гулким  смехом, звенели на весь дворик, как латы его костюма. В руках он носил огромный журнал – удивительно, казалось, что и журнал этот —  подобран  в соответствии с пропорциями его  фигуры. Такой журнал, казалось, мог поднять только он.

 А рядом шёл Зураб Григорьевич  Тодуа. Весь во внимании, весь в полёте, он неслышно касался земли, едва наступая  вычищенными до ослепительного блеска туфлями. Ими
наверняка можно было пользоваться в качестве зеркала. Уложенные в строгом порядке волосы, с обязательной стрижкой «паж», не позволяли ни одной волосинке растрепаться, никакой ветер или ураган не смогли бы этого
сделать – всё было подчинено строгой дисциплине. Стремящаяся куда-то  ввысь изящная фигура представляла собой самого Господина Элегантность. И такого же свойства фамилия – Тодуа,– вызывающая ассоциации высоты и эстетики.  Он парил над землёй, едва успевая  за своим
другом.  Турбулентные потоки, создаваемые движением Виктора Григорьевича, заносили Зураба Григорьевича в стороны, и казалось, он так бы и полетел в мир своих грёз и мечтаний, если бы не тяжёлый кожаный дипломат и длинный шлейф загадочного парфюма, привязавших его к этой грешной земле.

  Дойдя  до входной двери, наши приятели останавливались, замешкавшись. Это была любимая нами сцена! Каждый раз, с точностью до движения кисти, повторялось одно и то же. Любящие друг друга друзья   не могли войти просто так, им хотелось выказать почтение и глубочайшее уважение друг другу. Посему — каждый из них считал своим долгом предоставить войти первому – своему другу, жестом указывая на дверь. Широкий размашистый жест Виктора Григорьевича указывал на его твёрдое намерение пройти только после Зураба, отчего Зураб Григорьевич смущался, слегка покачивая отрицательно головой, и заменяя жест своим, означающим то же, с такой же неприступной твёрдостью, но с  балетным изяществом. И так повторялось несколько раз подряд, пока кто –  нибудь не выходил из этой двери на улицу, тем самым,  облегчив решение проблемы: тот из Григорьевичей, кто оказывался перед открытой дверью, был вынужден зайти первым, к великой радости  того, кто остался за ней.

  Нашим спортивным интересом было засечь время – как долго никто не будет выходить из двери, предоставив нам возможность любоваться этой неподражаемой сценой!  Ну как тут не вспомнить литературу?  Чистая классика.

Кишинев, 1982

Двор Республиканского художественного училища.

На лавочке.  (справа Елена Соколовская)

Кишинев, 1982

Студенты у входа в РХУ.