Воспоминания деда НА (2)

Продолжение 2     См начало 1

МОЯ     РОДОСЛОВНАЯ

                   Конечно, род мой не с неба свалился, а происходил, как  и все роды, от какого-то белкового соединения, в те отдаленные времена, когда появилась на земле первая протоплазма. Но если говорить о фамилии, то род мой очень куцый.  Достаточно сказать, что моя фамилия  «Буслов» в этом ее построении и произношении была  присвоена отцу, т.к. дед мой, т.е.  отец отца, назывался короче «Бусел» как и его отец. На этом записи моей родословной кончаются. Как звались  родители моего прадеда не знаю.

               По передаче отца, Петрок Бусел в Быховском сельском обществе появился  примерно в конце ХУIII века. Дальше передавалось, что Петрок бежал из своих мест, где-то в Минской губернии, скрываясь от наказания за поджег помещичьих построек, вызванных тем, что из-под венца его молодую отправили к барину. Наше Быховское общество  состояло из государственных крестьян и это обстоятельство помогло прадеду моему приписаться к этому обществу. Прозвище»Бусел» он получил за высокий рост и худобу, чем-то  напоминавшие аиста. Аист в Белоруссии называется — бусел, отсюда и моя фамилия.

Окраина Быхова. Буслы.

              Прадед мой  вторично женился уже пожилым. У него родилось два сына: Павел и Михаил. От Павла и произошел отец мой Ефим Павлович — сын Бусела и стал называться Буслов.

              Девичья фамилия моей матери была Шпак. Родитель ее рано ушел в монахи и жил в Киеве в Михайловском  монастыре. Его уход в монастырь чем-то связан с обетом отдать в монастырь же и младшую дочь, которая и была 6 лет отдана в монастырь. Эта тетя моя Валентина в монастыре прошла  всю монастырскую иерархическую лестницу, начиная от послушницы и кончая игуменьей, в каком чине и скончалась уже при советской власти.

 

(Вставка от ЯВ) Михайловский Златоверхий монастырь — один из древнейших монастырей в Киеве. Включает разрушенный в 1930-е годы и заново построенный в средине 1990-х годов соборный храм в честь Архангела Михаила в стиле украинского барокко, а также трапезную с церковью Иоанна Богослова (1713 год) и колокольню (17161719 годы). Предполагается, что Михайловский собор был первым храмом с позолоченным верхом, откуда на Руси пошла эта своеобразная традиция.

Михайловский монастырь до революции 1917 года.

             В моем детском представлении люди делились на две категории: на панов и мужиков. Панами у нас были все поляки потому, что они были помещиками,  шляхтичами, т.е. людьми, обходившимися  без физического труда. Если  еврея, которых у нас было очень много, нельзя было, по его социальному положению, назвать жидом, то он так же назывался паном. Чиновники, офицеры, попы тоже были паны. 

              Белорусы того времени были очень принижены. Готовы были сдернуть шапку перед всяким  мало-мало прилично одетым человеком, потому что  такой человек мог быть паном. Правда, мои родители  чувствовали и вели себя несколько иначе. Это явилось отражением того, что отец некоторое время работал на барже. Спускался до Екатеринослава  (Днепропетровск), через пороги доходил до Херсона. Мать, сопутствовавшая отцу, тоже увидела краешек света и других людей и иные взаимоотношения. А была она женщина большого ума и большой гордости. Пользовалась она у соседей большим  уважением.      Немало приходило к ней женщин за советом и ее иногда величали «пани». Семья у нас была большая. Я родился восьмым. И надо было много ловкости и труда, чтобы с достоинством нести звание уважаемой хозяйки. И когда, например, портной приносил заказанное пальтишко или сапожки кому-либо, то обращение  было самое учтивое: «Ой, пани  Захаровна, чтоб Вам бог здоровья дал, это же не башмачки, а ягодка, их же  хлопчику на пять годков хватит».  Это была лесть за гроши. Вспоминая далекое  прошлое  приходится удивляться  до чего велика была бедность  нашей среды и как эта бедность принижала людей. Удивительнее всего была жизнь еврейской бедноты. Большинство евреев торговало в лавочках, в рундучках , на столиках. Вот сидит замотанная в тряпье еврейка, на ящике лежит с десяток двух- трехкопеечных селедок. Это — весь товар, весь торговый капитал. А дома, наверно,  не меньше пол десятка ребятишек. И все же она смотрит даже на зажиточного крестьянина как на мужика.

            Да, в то время было у нас три культуры: панская, мужицкая и еврейская. Мздоимство, рабский труд и коммерция. Но я несколько удалился от основной темы.

            Конец ХIХ века в наших местах следует считать переломным. Я помню, что во всех старых хатах полы были земляные, а в новых деревянные. В старых одно — два оконца, а в нашем доме было пять. В  некоторых хатах еще дымила лучина, а у нас была керосиновая  лампа. Правда, трех-или пяти- линейная-  свету от нее было не намного  более лучинного, но копоти не  было, лампа легко перемещалась и занимала мало места.

            Я родился 10 мая (по ст. стилю) 1884 года. Как раз тогда отец был выделен из дедовской семьи на собственное хозяйство и строился наш новый дом. Поэтому мне было предвещено, что я буду плотником  или печником или вообще строителем. Предсказание было в значительной степени оказалось верным и как это будет видно дальше, в строительстве я  участвовал много лет.

            Дом наш был по улице крайним . Дальше по дороге через пересыхающую реченку Вильню, метров  в 300-400  стоял лес, назывался он  — Концы. Несколько в стороне от дороги,  не доходя до леса, раскинуто было большое болото — Пискуновка. Через дорогу от дома, за овражком, было расположено уже закрытое кладбище — Клин.

Быхов. Луг. Вид от кладбища

            Всякие названия присваивались соответственно характеру предмета. Вильня  была очень извилистая речка- название «Клин» соответствовало клинообразной площади кладбища. Пискуновка называлась  за бесчисленное  количество гнездовавшейся на болоте  певшей, чирикавшей, свистевшей  птицы. «Концы»означали конец леса. По Вильне  шли огороды, за Вильней до леса направо  и налево — поля.

При доме был огород, сразу же засаженный  фруктовыми деревьями и кустами смородины, крыжовника,  малины. Так что, насколько я себя  помню, у нас было достаточно  ягоды, а к концу моей жизни в старом Быхове  начали лакомиться  и своими яблочками. Вообще Белоруссия  садами была богата. При каждом  доме что-нибудь да росло. Лучшего места для ребят, как местонахождение нашего двора, нельзя было и придумать.

             Помнить я себя и окружающее стал, видимо, на третьем году немало дивилась впоследствии мать.

По ее словам, судьба моя должна  была быть счастливой, т.к.  я родился в сорочке, жизнь моя должна была быть энергичной и веселой, потому что сидеть я стал на пятом месяце, а к двум годам говорил все. Эти  предсказания  в известной мере тоже оправдались, что будет видно из последующего.

           Словом, родился я и начал свою жизнь крепким и здоровым человеком. Это была неплохая предпосылка  для дальнейшего.

           Одного мать и все знающие соседки не предугадали: не угадали, что из меня выйдет неимоверный  и неугомонный шалун и бродяга.

            Это началось с того, что на третьем году своей жизни я увязался  за ребятами на Пискуновку.  Ребята скоро исчезли, я же затерялся между кочками. Ясно помню свой ужас перед неимоверной стаей комаров, мошек и всякого гнуса. Помню, что я отчаянно орал. Помню, что меня всего мать намазывала чем-то — настолько я был искусан. Словом, после разных  опросов ребят и поисков меня  к вечеру  нашли на болоте.

            О, Пискуновка! Сколько ты  радостей  и огорчений принесла. Сколько раз из-за тебя  меня драли — не перечтешь.

           Забыл упомянуть…

Продолжение следует. Начало 1

2 мысли о “Воспоминания деда НА (2)”

    1. Следите за публикациями. Самое интересное впереди. (Члены содружества НА получают уведомления о новостях на сайте.)

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *