Книга жизни Анатолия Ефимовича Буслова — деда НА

Продолжение 5
1111     2222     3333     4444

П А С Х А

  Знаете ли, шестьдесят слишним лет назад праздники были днями более выпуклыми и содержательными, по крайней мере  для ребятни, чем теперь (1947 год…..ЯВ). Любой теперешний праздник мало отличается от обычного воскресенья. В те же времена пасха, например, это было, как говорилось, из праздников праздник, торжество из торжеств. Подготовка к нему начиналась задолго. Все скреблось, мылось, стиралось. Боже сохрани,     чтобы на пасху завалялось что-нибудь   грязное. С середины последней недели начиналась стряпня. Мать была большой хлебосолкой, любила справить праздник как следует, поэтому  реализовывались  все средства. Правда, их, по-видимому, много и не требовалось. Что же окорок был свой, поросенок тоже, рыба жареная и заливная своя, курица своя, а иногда и гусь. Ну, яички, колбаса, творог, сметана тоже не покупались. Масло, сало — свое. Вот мука белая, изюм, приправы разные, кроме хрена,  которым у нас  зарастали огороды, нужно было купить. Водки и вина надо было купить, сахару — тоже. Как бы то ни было, если нет денег, то труда требовалось  много. Надо было задолго начинать копить яички, творог, масло,  сметану и т.п. Надо было и сварить, и сжарить, и заправить, как у добрых  людей. Но зато стол у нас  на   пасху представлял чудесную картину. 


Ну, разве я , получающий сейчас около полутора тысяч рублей в месяц, могу сервировать такой стол? Ни за что.  Во первых, белейшая, узорнотканная  скатерть покрывала непривычно большой стол. А большой он был потому, что к нему прибивались еще по доске с одной и другой стороны. Затем, по низу скатерти, по ребру стола, между всеми блюдами вилась дереза.  Я вот не знаю, как по-настоящему называется это раннее стелющееся зеленое растение, а оно очень украшало стол. На столе в центре, конечно,  кулич. Кулич высокий, загорелый,  с желтым мякишком,  с изюмом —  красивый, вкусный!  Тут же сырная пасха — сладкая с изюмом и груда, на большом блюде, крашенных яиц.  Тут же размещаются  бутылки две водки да столько же вина. Если это мое писание будут читать внуки, то  не думайте, что это стол богатого человека. Нет, это праздничный стол трудолюбивой и умной хозяйки — крестьянки  с очень  небольшим наделом земли. О таких труженицах очень хорошо говорил и писал  Некрасов.

         Дальше красовались: румяный поросенок, набитый гречневой кашей, курица, утка, а , иногда, и гусь, важно, блестя  жиром, занимали свое место. Заливная фаршированная щука, во весь свой рост в деревянном корыте  плавала в студне, ломти обжаренных лещей приятно манили, колбаса домашняя, нарезанная крупными кусками, мясной холодец и там еще что-нибудь.

         Надо иметь ввиду, что у матери  были три дочери- девушки ( две приезжали на пасху). И она умела принимать визитеров так, что они не переходили грани сдержанности и благопристойности поведения.

Конечно, родни у нас было много как со стороны отца, так и со стороны  матери. Поэтому от визитеров  не было отбоя. Одних крестников у мамы было больше пятнадцати человек. 

         Пасхальный день начинался с трех-четырех  часов утра, когда кто-нибудь из старших отправлялся святить пасху. К этим старшим нередко привязывались  дети. Примерно через час возвращались со священными продуктами, и вся семья садилась за стол разговляться. За этой трапезой  можно было  безбоязненно просить что угодно и все давалось безоговорочно. Конечно, взрослые особенно не  налегали на выставленные яства. Тут появлялись всякие остатки, не попавшие на стол: холодец, обрезки окорока, рыба жареная. Ну, по крашенному яичку съедали все обязательно, тоже по кусочкукулича и пасхи, как освященные дары. Во всяком случае все наедались и сытно  и до отвала. После этого стол убирался.

Все косточки, скорлупа от яиц, крошки закапывались отцом в саду, а мать выводила нас на двор посмотреть, как «ликует» солнце.

Я впоследствии много раз наблюдал это интересное явление, но , как будто это было вчера, я помню, как мы любовались через плетень, отрывавшимся от края земли, солнцем.  Беспрерывно менялись его краски: красный, фиолетовый  оранжевый, синий, желтый  и, особенно красивый, зеленый цвет, беспрерывно то появлялись ,то исчезали, меняясь  в этой чарующей и волшебной  игре. Солнце действительно ликовало.  При таком увлекательном зрелище нельзя было не ликовать и людям. «Христос воскрес из мертвых!»…  Да, это воскресла  под ликующим солнцем  мать-природа, мать-земля. Обновилась жизнь человека, оживали его надежды на сытую и счастливую жизнь. Пусть эти мужицкие  надежды были тщетны, но они звали его ктруду, к борьбе, они вселяли в него веру в лучшее будущее.

***

           Мы верили в будущее. Я верил в будущее. Крепко верил и как умел за него боролся. Кое-чего все же  я достиг. Порядочно достиг. Я создал государство без эксплуатации человека человеком. Я создал  государство, которое управляется моим кровным братом-мужиком и в интересах моего народа.

Пусть управление наше засорено плохими людьми, шкурниками, разгильдяями  и т.п. гадостью, все же  мы имеем  рабоче-крестьянское государство с социалистическим  народно-хозяйственным  устройством.

          Я верю, все это очистится, облагороднеет.   Мы уже родились для новой жизни, мы уже вышли из чрева исторических  предпосылок, но мы еще находимся в околоплодном пузыре. Мы еще сжаты ограниченностью  наших желаний, автокритичностью ведущей партии. Но мы выйдем на свет, на широкий простор братства и истинной демократии. Для настоящего времени мы имеем замечательную конституцию.

           Как-то так получилось, что от возрождения природы я перешел к возрождению человечества.  Невольный экскурс.

***

            Продолжаю о пасхе.  Полюбовавшись на солнце, старшая часть укладывалась поспать, а младшая, заполучив по паре яиц, отправлялась  на улицу пытать счастья. Появлялись  лотки и начиналась игра в катание яиц- счастье было переменно: то, проиграв свои яички, бежали домой прихватить еще парочку, то, выиграв, или ели их или складывали за пазуху.  В обшем, кончалось дело тем, что чуть не все ребята объедались.

            

Часов в 9 — 10 появлялись первые визитеры с поздравлениями. Маменька, тятенька, сестричка… «Христос воскрес» — троекратное лобызание. «Воистину воскрес», пожалуйста к столу, рюмочку, закусить.  Мы и здесь поспевали, а нас выталкивали из хаты. Словом было любопытно и весело.

 

С В И Н Ь Я

В памятную пасху, перед которой  так лихо  проехал на свинье, я был одет необычайно красиво.  Синяя флотская матроска с белыми каймами, такие же штанишки новенькие, хорошенькие об ногу лапотки с чистыми белыми онучками,  хитро и узорно заплетенными  оборками. Я очень хвастал своим необычным  костюмом. И ребятишки завидовали: «Как паныч оделся» —  говорили они с  завистью. Но этой моей гордости  скоро был положен конец и довольно конфузный.

К вечеру у меня обнаружились  все признаки отравления, все признаки неумеренной и необычно жирной еды.

Конечно, ни уборной , ни специально отведенного места у нас не было. Ходили, кто куда хотел. Я себе облюбовал место за сараем в бурьяне. Не имея достаточного опыта, я слишком поздно помчался в свою  уборную и не донес. Пришлось сделать длинную церемонию снятия штанишек. Это надо было расшнуровать  оборки, размотать  портянки и затем уже снять штанишки. А так как они были выпачканы, я все это вытер травой и разложил эту часть туалета, чтобы  подсохло, сам же страдал, извергая излишнее съеденное и даже  совсем нееденное.

И вот во время этого занятия из-за угла появилась свинья, видимо, не забывшая моей шалости, с грозным хрюканьем  она ринулась на меня. Надо было удирать и я быстро  взобрался на плетень. Какой же был мой ужас, когда свинья наступила ногой на штаны, рванула их зубами и от них остались только грязные клочья.  Сидя на плетне я горько и громко плакал. Плакать было от чего. Во первых, пропали штаны и мне  предстоит порка, во вторых, схватки в животе гнули меня в крюк, в третьих, оскорбительное положение на плетне, с которого я боялся слезть. Это мое положение вызвало у прибежавшей сестры Веры несочувствие, а самый звонкий хохот, с которым она убежала в дом, не оказав мне помощи. Тут же во двор высыпали все бывшие в доме и свои и чужие, поднявшие хохот при  виде моей  печальной фигуры.  Подошедшая мать сняла  меня с плетня и, дав шлепок, сказала:»Твое счастье, что сегодня святой день, а то бы я тебе показала  откуда ноги растут.»

           Пришлось одеть затрапезные холщевые штаны и в таком конфузном виде выйти на улицу.

           Вот так мне отомстила свинья.

 

У Ч Е Б А

                      Учить грамоте, так у нас  говорилось, начали меня рано — лет с  шести. Для этого меня отдали на прохождение подготовительного  курса к  просвирне Троицкой церкви Ульянушке. Это была сухая, длинная, флегматичная женщина, помимо своего основного занятия — выпечка просфор, бравшаяся обучать  малышей азбуке и словосложению. Правда, среди малышей попадались  и пареньки 13 -15 лет.  За длинным низким столом по обе стороны усаживалось 10 — 12 человек.Обязательными принадлежностями учеников были: азбука, указка и, стоявший в углу, кнут (пуга) с длинным кнутовищем.         В углу же, обычно с вязанием в руках , сидела и Ульянушка. Начинавшие ученики сажались к ближнему  к ней краю стола. За урок полагалось выучить три буквы — Аз, Буки, Веди.  Ученик обязан был, наставляя указку на букву, громко ее произносить. Гвалт получался порядочный. Десять-двенадцать учеников громко  твердили свои буквы или  составляли слоги или целые слова. Интересно, как это наш «профессор» умел слышать всех, но судя по ее поправкам, она успевала следить за всеми. Если же какой-нибудь ученик упорно сбивался или замолкал, в ход пускался кнут. Не поднимаясь с места, Ульянушка ловко доставала  неудачника кнутом,  вслед за чем или ученик  начинал плакать или перекрикивать остальных.

Можете себе представить, как обалдевали ученики за время урока. Самое  учение было очень тяжелым и сложным.Наименованные буквы запоминались не по звуку как теперь, а затверживались, зазубривались. Для нынешних учеников будет оченьстранно услышать азбуку в произношении, как нас учили.

Вот алфавит:    аз, буки,  веди,  глаголь, добро,  есть,  живце, зело,  земля (два разных»З»), поле,  и,  како,  мыслице,  нам,  он,  покой,  рцы,  слово,   твердо,   убо, форт,   хер,   ц ,  черва,   ша…..  ер,  еры,   ерь,  кси,   жи,  фита,   ижица.

После того, как ученик бегло перечитывает  весь алфавит и, называя букву, твердо  показывает ее указкой   в азбуке, он переходит  на слогосложение. Заучивались первые слоги.  Это было еще сложнее. Для образования слога  с гласной «а»ученик произносил: буки — аз =  ба, веди- аз = ва — глаголь — аз = га и т. д.  Все согласные прорабатывались со всеми гласными. Это тоже был особый курс. Дальше шло сложение  слогов с  числом букв больше двух. Например, буки — рцы — аз   составляли слог  «бра» — како – он — рцы = кор-  буки- он-  како = бок… После этого  ученик  должен был уметь прочитать слоги звуковым способом: бра,  вра, дра, кра  и т. д. 

Заучивание такой мудрости выдерживали не все и, несмотря на работу кнута, некоторые делались безнадежными  и  изгонялись.

Для того,  чтобы составить слово надо было  иметь уже много мудрости. Ученик, составляя, например,   слово «ведро»говорил : веди-  ест-  добро = вед , рцы-  он  =ро   и заканчивал «ведро».

При таком способе учебы некоторые ученики по два года ходили к  Ульянушке и не всегда овладевали мудростью  чтения. Я, припомощи домашних, освоил курсы первой грамоты за лето. Это, впрочем, не мешало выполнять все присвоенные  мне работы в доме и на поле.

          Братишку Сережу учили азбуке дома, имы с ним одновременно  поступили в церковно-приходскую школу.

          На весь город, примерно, тысяч на четыре жителей, школа была одна. И нам  приходилось  ходить очень далеко.

В школе  было два класса: в одном учились девочки, в другом — мальчики. Курс  был двухгодичным.

           Учитель, фамилия его была Величко,   был желчный и жестокий, драл за волосы, бил линейкой по ладони, ставил на колени. Но самое ужасное наказание было, когда наказанного отправляли в класс девочек, ставили на колени, а в зубы давали кость, которую несчастный школьник  должен был держать во все время наказания — до часу времени.


В классе  стояло два ряда парт — для первогодников  и второклассников. Метод учения был такой, что иногда  у  ученика отрастали усы, а он никак не мог одолеть мудрость приходского училища. Тогда его прекращали учить и женили.

          Но нам с братом долго учиться не пришлось.

          На втором году случилось драматическое происшествие — политическое преступление: в нашем  учебнике в портретах царя и царицы оказались выколоты глаза. Кто это сделал, почему это было сделано не помню, но скандал  получился большой.

          Прежде всего,  меня больно выдрал учитель (козлиная борода его звали) за волосы, накрутил уши и прогнал домой с приказом, чтобы явилась мать. Это было так страшно, что домой я  не пошел, а пошел к  тетке Федоне, которой я рассказал  свое горе и заявил, что буду у нее жить, а домой не пойду.

         Она как-то меня успокоила, умыла, пообещала,  что возьмет меня, но, видимо,  послала  Анюту (дочь) сообщить  моей матери  о происшедших делах, т. к. через какое-то время услышал голос матери во дворе тети.

          Что было делать?  Через миг я был под печкой.

           Я слышал, меня звали, видимо,  искали по всем углам, но под печку заглянуть  не догадались. Решили, что я сбежал.

Долго я лежал под печкой и уже под вечер выглянул. Никого не было. Вылез весь в пыли. Вошла тетя и  удивилась, увидев меня. Я объяснил, где находился  и заявил, что ни за что домой не пойду.

Однако,  спустя некоторое время  снова приехала моя мать, убедила меня, что бить меня не будут и увела домой.

На другой  день, ходившая в школу мать, пришла в очень  гневном состоянии. Оказалось, что учитель  потребовал высечь меня публично в школе. Вина завалилась на меня, как и всегда. Но это было так оскорбительно для матери, что она ругала всякими распоследними словами и «козлиную бороду», и царя, и царицу, и книгу, и «всех этих сукиных сынов, чтоб их холера забрала», и что она и на порог не пустит своих детей в этот вертеп.

          Словом, школа для нас была закрыта, о чем я не очень-то горевал, а отец, кажется,  и рад был. Не любил он грамотеев, хотя сам он мог и читать и писать. Мать умела только читать, а писать выучил ее Сережа лет  через десять.

К этому времени я уже читал не по складам и кое-как писал.

Мать же была великая сторонница просвещения. Поэтому частенько приходилось браться за книжку. Был прочитан весь псалтырь, евангелие и толстая книжка  жития святых.  После этого я стал читать бегло, хотя часто и врал, а мать поправляла. Был выучен молитвенник. Я знал наизусть утренние, обеденные, вечерние молитвы, верую и другие.  Память была туговата и приходилось зубрить. 

О Т Е Ц   И   М А Т Ь

           Глубокая ночь. Скудный свет лампочки, стоящей на челе печи. Тихо-тихо в избе и на улице. Только иногда  потрескивают стены в объятиях мороза. Я почему-то не сплю и с печи смотрю на мать, что-то делающую у стола. Вдруг она замирает и напряженно слушает.  Услышал и я отдаленный крик. Я уже знал этот крик — это отец идет  из шинка сильно пьяный. За квартал слышно, как он с площадной бранью требует открыть   ему дверь.

            Мать заметалась. Какой-то  веревкой завязывает крючок у двери, видимо решает не впускать отца в дом. Затем в раздумьи стоит  среди хаты.  А крики и брань приближаются. Решение было изменено: мать быстро разматывает веревку, снимает  крючок и убегает, шепнув мне — «Скажи я у Булавчихи», — в другую комнату.

             Дверь рванулась, раскрылась во весь свой зев, и вместе с клубами пара вошел отец. Он был совсем пьян и шатался.»Где ты, такая- сякая разэтакая?!»- матерщинился отец. Было много разноэтапных ругательств, пока не услышал мой лепет о том, что мама убежала к бабушке Булавчихе. Высыпав остальной запас брани, отец ушел за перегородку и слышно было, как заскрипела кровать под упавшим на нее телом.


Браувер Адриан    Пьяница    (1-я половина 17 века)

 

Скоро мать вышла из своего укрытия, заперла дверь, влезла на печку и я, пока не заснул, слышал ее вздохи, всхлипывания и проклятия. Это плакала мать девяти детей, всю себя положившая для них  и мужа.  Это плакал униженный человек, по своей индивидуальности  несравнимо высокой в сравнении  с оскорблявшем ее.

          Изба наша хоть  и была по размерам деревенская 6х8 аршин, но внутри она уже устроена была  по городскому. (Изображен план избы).

                    Как видите, четыре комнаты. Конечно, если шесть помножить на  восемь и разделить на четыре, то получится двенадцать аршин  на комнату, в  том числе и печь. Москвичи знают, что за комната если в ней  четыре кв. метра. Но, все же у нас было четыре комнаты, а открыв три двери, мы, ребята, могли бегать вокруг печки, что неоднократно и осуществлялось. Но однажды эта возможность бегать вокруг печки привела к пренеприятному  случаю.

           Я не знаю с чего это началось, когда сестра Вера стремительно влетела  в хату, а за ней также стремительно  — отец с концом веревки. И вот они завертелись кругом печи. Однако  отец не мог догнать Веру и, видя бесполезность  такой погони, вооружил меня ухватом и поставил в такое положение, что Вера должна была налететь  на рога ухвата. После этого он снова ринулся за ней.

             Я не смог выполнить приказ отца, потому что иссине-белое лицо сестры  меня так поразило, что я отвернул свое оружие и Вера проскользнула мимо  и выскочила во двор. Отец был взбешен исчезновением жертвы и вся его ярость обрушилась на меня. Я не запомнил, когда он  перестал меня хлестать. Вероятно, я на какое-то время впал в бессознательное  состояние, т. к. очнулся  на лежанке и мокрый. Около хлопотала  заплаканная мать. Вообще говоря, мне попадало и за провинность и за то, что попадался под руку и, вероятно, еще за то, что Сережу бить было нельзя. Он при виде розги синел от ужаса и даже у отца не поднималась на него  рука.

              Мать яростно защищала нас от боя отца, но сама частенько прикладывала ко мне свои руки. Но, думаю, что я вызывал ее на это  и сердца против нее не имею.

               Я был большой непоседа, а отвертеться от наказания не умел и, когда представлялся случай,  старался не попадаться на глаза, хотя бы целые сутки- двое, пока не проходила гроза.

               Однажды отец, будучи слегка выпимши,задумал попугать мать. Возвращаясь откуда-то поздно, он стал дергать створку окна. Обычно при подергивании крючок постепенно выходил из петельки, створка  открывалась и мы влезали в хату. Мать услыхала  подергивание и ей представилось  что это какой-то вор. Вечером она катала белье и на столе  лежал неубранный рубель. Теперь этот инструмент заменен утюгом и многие из более молодого поколения не видели этого рубеля. Так вот, мать решила воевать. На дворе было темно настолько, что она не рассмотрела, кто собирается влезть в окно. Впрочем, может быть и узнала, но прямо в этом она никому не сказалась. Вот растворилась одна створка, за нею — вторая и далее какая-то фигура грудью уже висела на подоконнике. В это же  мгновение на нее обрушились увесистые удары рубеля и, надо думать, отпускались они щедро, т.к. избиваемый  соскользнул с подоконника и грузно  свалился под окном. Мать закрыла окно и  до светла просидела на лавке,ожидая нового вторжения. Когда стало светать, под окном никого не оказалось, а отец оказался спавшим на телеге, на накошенной еще накануне траве. Он тоже никому не сознался  и только в одной  из последующих  ссор отца с матерью, он обвинял мать в намерении  убить его, когда он хотел  «пошутить».  

Как должно было мое восприятие запечатлеть в моем понимании такое противоречие, как обожествление самодержца всея России  Александра III-го и его высокой супруги Марии Федоровны, такими авторитетами как учитель, священник и всякие прочие паны с одной стороны и с другой, простая крестьянка костит этих  богов  кровопийцами,   шлюхами  и всякими другими непочтительнейшими   эпитетами. Прибавить к этому, что и сам я  за случай в школе не мог иметь благоположительного к царям отношения. Думаю, что это происшествие оставило во мне большой след, частично объясняющий  революционное настроение  в  последующем.

                      Я еще в детстве понял, что мать,защищаясь всегда применяла эффективные меры. Так, например, когда отец  вознамерился побить мать, то она в этот момент, схватив вилки (рогач), начала бить стекла в  окнах и кричать»ратуйте, люди добрые! Ратуйте!» Отец настолько опешил, что у него пропал весь пыл. Еще пример. Так же в жестокой ссоре, когда драка была неизбежна, мать схватила со стола кипящий самовар и бросила его о пол. Пострадали понемногу все, т.к. кипяток брызнул во все стороны, но атмосфера разрядилась и отец, хлопнув дверью, выскочил во двор.

Вот еще. Мы собирались  покидать родину. Шли сборы.  Мать укладывала  иконы, в частности, бога-отца. По рисунку это был старичок лет шестидесяти-семидесяти, седой, с большой бородой и очень странными глазами: куда бы ты не отошел, бог-отец  всегда  смотрел на тебя. Впрочем, я скоро установил,что это свойство не только «бога-отца», но и многих других портретов.

Так вот, везти иконы с багажом было, видимо, накладно, поэтому самые иконы забирались, а багеты потом сжигались. Во время  этой укладки вновь разгорелась ссора между родителями. Кто-то кого-то объегорил   при разделе. Словом, дошло до того, что мать, схватив багет  «бога-отца», стала этим священным предметом одержимо колотить отца. Такое остервенение  обескуражило партнера и ему пришлось отступить. 

           Я не понимал, что мать относилась к  таким натурам, которым лучше смерть, чем побои.

           Помимо привязанности я питал к ней еще какое-то духовное почтение. Я ее уважал, не сознавая этого особого  и приятного чувства. Уважать человека для меня всегда было очень приятно.  Видимо,  поэтому, когда находишь у людей что-нибудь нехорошее, что-нибудь нехорошее в душе его, то делается  неприятно, как будто  что-то теряешь.

 

Продолжение следует        1111     2222     3333     4444

6 мыслей о “Книга жизни Анатолия Ефимовича Буслова — деда НА”

    1. Это большой комплимент деду Натальи Алексеевны. Следующие главы будут по стилю похожие, а по содержанию интереснее…
      Познакомился с Сабанеевым, интересный мужик. Наверняка знал Аксакова, который тоже великолепно (как Сабанеев, а не как дед))по стилю и содержанию описывал уженье и охоту.

  1. А ДЕРЕЗА оказывается ЯДОВИТАЯ) http://molbiol.ru/pictures/185347.html
    Описание праздничного стола.. «Ликование» солнца — просто ЗДОРОВО) А фраза про «автократичность ведущей партии» просто поразительна…А в целом всё пропитано ЛЮБОВЬЮ) Читаю с большим удовольствием, тем более что и написано здорово)

    1. Для справки
      Дереза
      Европейские представители семейства Пасленовых – это преимущественно травянистые растения. В настоящее время этот вид можно встретить на большей части Европы, хотя его родиной большинство ботаников считают Китай.
      Чаще всего этот вид можно встретить на опушках, в зарослях кустарников, у заборов и изгородей, на сухих склонах и осыпях, по краям дорог. В Средней Европе он предпочитает солнечные, хорошо прогреваемые места. Поникающие ветви дерезы с многочисленными цветками весьма декоративны, но она может сильно разрастаться и вытеснять другие растения. Все части растения ядовиты; плоды дерезы используются в традиционной китайской медицине.

      1. Ах, как дед Натальи Алексеевны был бы рад твоим словам. Да, и Наталья Алексеевна тоже.

      2. НА очень сокрушалась, что в инете мало материалов про вашего папу…Сейчас бы её ваши материалы несомненно порадовали бы)

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *