Расскажем об одном очень известном доме в Москве, а заодно скажем какое он имеет отношение к НА.
Дом Нирнзее. Он располагается по адресу Гнездниковский переулок 10. Входом в Гнездниковский переулок служит арка, что  напротив Елисеевского магазина. Центр Москвы.

В 1912 году инженер-строитель Э. К. Нирнзее, получив от управы разрешение, приступил к строительству большого доходного дома и уже в мае  1913 году огромное 10-этажное здание было готово к заселению.

Планировка дома была проста — длинные коридоры, по обеим сторонам которых располагались квартиры. Плата — умеренная, для небогатых жильцов.  Архитектор продумал  удобства и отдых для  жильцов — на крыше дома предусмотрел столовую, которая быстро превратилась в кафе «Крыша», скверик для прогулок и смотровую площадку. Дом вскоре  приобрел кличку «тучерез». По тем временам самый настоящий небоскреб.

Коридоры дома Нирнзее.

В 1915 году, во время войны с Германией,  немец Нирнзее был вынужден продать дом. Новым хозяином здания стал банкир Рубинштейн, который прикрывал свои сомнительные финансовые операции именем Распутина. Есть достоверные сведения от сотрудников московской охранки, что Григорий Распутин посещал сие заведение  в марте 1915 года…

После революции 1917 года дом национализировали и передали городу, назвав «Четвертым домом Моссовета», сокращенно «Чедомс». В нем «поселились» огромное число советских учреждений.

Михаил Булгаков в 1920-х годах частенько сюда захаживал,  сдавал свои статьи и очерки в берлинскую газету «Накануне», здесь же в гостях у супругов Моисеенко он познакомился со своей будущей женой  Еленой Шиловской.   В 1922 году он побывал на крыше дома. В  рассказе «Сорок сороков» описывает свой визит: На самую высшую точку в центре Москвы я  поднялся  в  серый  апрельский день. Это была высшая точка  —  верхняя  платформа  на  плоской  крыше  дома бывшего Нирензее, а ныне Дома  Советов  в  Гнездниковском  переулке.  Москва лежала, до самых краев видная. Внизу было занятно и страшновато. Нэпманы  уже  ездили  на  извозчиках, хамили по всей Москве…

1920-е годы. Вид с крыши дома Нирнзее в сторону Пушкинской площади.

Москва, 1920-е годы. Вид на дом Нирнзее с Пушкинской площади.

Бабка НА — Фаина Ефимовна Буслова, мама НА — Татьяна Анатольевна Васильева и дом Нирнзее

Прервен  описание дома и вспомним, что в 1925 году бабушка НА вместе со своей 12-летней дочкой Таней, будущей мамой НА, переезжают из Артемьевска (Украина) в Москву. Это было сложное и принципиальное решение — перевезти семью в столицу. 

Приехав в Москву, у бабки были следующие приоритеты: найти жилье, устроить ребенка в школу, себе подыскать работу («зацепиться» за Москву) и далее перевезти остальных членов семьи.

Как мог решиться вопрос с жильем для совсем небогатой семьи? Представляешь окраину города, ветхое строение…

Следующий документ свидетельствует, что первый приоритет  решен, т.е. семья нашла, где жить,  а второй находится в процессе решения.

Заведующей школой № 50 Красно-Преснянского района

 Заявление

гражданки Бусловой Фаины Ефимовны,

живущей в Б. Гнездниковском переулке 10, кв. 825 

 

Прошу зачислить дочь мою Татьяну, родившуюся 20 мая 1913 года, в 4 группу, вверенной Вам школы.

При сем прилагаю: 1.  Документ о рождении Татьяны, 

2. удостоверение школы при Государственном Донецком содовом заводе, 

3. заполненную анкету.

Подпись

20 декабря 1925 года

 

Оказывается первым жильем бабки и мамы НА  в Москве была не окраина, а центр города и не ветхая халупа, а самый большой дом города. Его адрес, как видно из заявления, Большой Гнездниковский переулок дом 10, т.е. бабка с Татьяной поселились в доме Нирнзее, о котором идет речь.

Такие двери  квартир были в доме Нирнзее. Эта 903, а у бабки была 825. Одна квартира над другой. Эта на 9-м этаже, бабкина на 8-м.

Москва, 1920-е годы. Крыша дома Нирнзее.  С этого места в 1925 году, приехав в столицу, маленькая Таня Буслова, будущая мама Натальи Алексеевны Васильевой, знакомилась с Москвой.

********************

Тот же вид в наши дни.

Продолжим разговор о доме Нирнзее.

В 20-е годы в доме было много учреждений, связанных с кинематографом. В открытом и закрытом залах крутили кино. В  9 вечера начиналось выступление оркестра. Вход на смотровую площадку был платным – стоил 20 копеек. С 5 часов вечера лифты начинали принимать гостей, желающих полюбоваться потрясающей московской панорамой.

 

С закатом НЭПа былая бесшабашность дома сходит на нет. Открытый всей Москве дом-кабаре, дом-киноцентр, дом-ресторан сильно изменился. И дело было не в фасаде, и не в воздвигнутом на самом верху триангуляционном знаке-вышке. Внешне дом оставался все тем же известным на всю Москву «тучерезом» Нирнзее, изменился же дом внутренне: жильцы дома перестали общаться друг с другом, зазывать гостей и привычно пировать.  

 

В 30-е годы дом переживал атмосферу, царившую в стране. Судьба каждого отдельного человека, семьи, дома в том числе, связана неразрывно с судьбой страны. И когда началась страшная пора репрессий, Дом Моссовета, где жили государственные люди, общественные деятели и деятели искусств, содрогнулся от обрушившихся на его жильцов репрессий. Треть жильцов была репрессирована, а уцелевшие жили в постоянном страхе.  Случалось и такое, что человек прописывался в доме, а на следующий день его уже арестовывали. Сутки в небоскребе оборачивались ценою в жизнь. 

Дом Нирнзее в период реконструкции Тверской.

 

 

 

Из сильных мира того в доме поселился Андрей Януарьевич Вышинский, пламенный государственный обвинитель на всех Московских процессах 1936-38 гг., Генеральный прокурор СССР и лауреат Сталинской премии за работу «Теория судебных доказательств». Андрей Януарьвич, заселившись в дом на 7 этаж, занял две и без того немаленькие квартиры и на первых порах жил, как и все жители дома. Бывало, мог зайти к соседям и к тихому ужасу матери пожурить расшалившегося ребенка обещанием забрать «куда следует». Только после нашумевших на всю страну процессов Вышинский без личной охраны уже никуда дальше порога квартиры не ходил и даже лифт себе завел персональный, рядом с квартирой. Этот лифт существует и поныне.

В 1941 году началась Великая Отечественная Война. Многие жильцы «чедомса”, кто-то совсем юными, ушли на фронт и не вернулись… А те, кто не ушел на войну, изо всех сил помогали стране и Москве: работали в госпиталях, работали на заводах, давали концерты. На крыше, где не играл больше оркестр, не шло кино и не танцевали пары, помещался теперь Вышковый наблюдательный пункт – центр противовоздушной обороны. За смелость и мужество жители дома (конечно, можно сказать, что и сам дом) были награждены переходящим Красным знаменем. А потом – война закончилась. Страшным отголоском 30-х годов пронеслись послевоенные репрессии. А потом – а потом наступила мирная жизнь…

В 1950-е годы дом, который все равно продолжали называть домом Нирнзее, жил абсолютно своей жизнью, отличной от жизни многих других домов центра Москвы. Зажатый между высокой сталинской застройкой 1930-х годов дом совсем не имел своего двора. Однако отсутствие двора с лихвой компенсировала уникальная крыша, плоская и с оградой.

Крыша дома НирнзееСтарожилка дома Н.С. вспоминает: «Как там было хорошо! Мы же так и говорили: мы крышинские….  На верхней крыше был спиралбол, какая-то палка на ней был шар и мы там чем-то все время занимались, потом почему-то там катались на велосипеде, ребятам там было удобней. Недолго на крыше был каток, а снег убирали, была снеготаялка и дворник. А летом на крыше стояли восьмиугольные или шестигольные ящики, в которых  цвела сирень или жимолость, еще стояли длинные ящики с цветами…  На крыше сушили белье, выбивали ковры, в общем, как в нормальном дворе. Была детская площадка, на которой не было ничего, кроме песочницы, и на которой мы почему-то не играли.

В 1930-х годы на верхней крыше, как на одной из самых высоких точек центра, был поставлен триангуляционный знак, используемый для топографических работ. Знак-вышку разобрали уже в начале 2000-х, когда он уже грозил обрушиться сам, но его можно видеть на множестве старых фотографий и в известном «Служебном романе», где герои Алисы Фрейндлих и Андрея Мягкова выходят на крышу, заваленную различным хламом, и сидят под этим знаком. На заднем плане в фильме видна характерная ограда крыши с прутьями-стрелами и панорама Москвы 1970-х.

Кадры из кинофильма «Служебный роман».

Но вернемся в 1950-е. В эти годы на крыше гуляли, загорали, отдыхали и играли, особенно любили дети, которые, как и положено детям, большую часть времени проводили на свежем воздухе, все на той же крыше над Москвой.

Среди «крышных» игр послевоенного времени была популярна игра со звучным немецким названием «штандер».

Игра с мячом на крыше всегда имели одну особенность: мяч рано или поздно вылетал за ограду и падал с высоты десяти этажей где-то в узких переулках. Поиски мяча порой превращались в целое детское соревнование. Конечно же, строгие лифтерши по таким пустякам лифт не гоняли, и детям приходилось весь путь с самого верха до самого низа преодолевать бегом через две ступеньки. Бегали часто и по старой железной пожарной лестнице, до наших времен она не дожила: сейчас в этом стояке банальный мусоропровод, однако долгое время при входе в помещения мусоропровода оставались таблички «Вход для прислуги».
Еще одной особенностью дома было обилие детских садов, разной степени элитности и закрытости.  Самый же элитный детский сад был, что удивительно, частным и занимал квартиру № 926. Держала его семья Климохиных, и именно к ним водили своих детей Солженицын, Гинзбург и Синявский. Семья Климохиных тоже была не простой, поселились они в доме как старые большевики. Вера Алексеевна была членом партии еще с дореволюционных времен, а муж ее учился в учительской семинарии и был одним из организаторов стачки в Иваново. До дома Нирнзее они жили в какой-то страшной коммуне. До войны они очень бедствовали. Обоих Климохиных выгнали из партии. Веру Алексеевну, причем, выгнали под странным предлогом «за мещанство». Дело в том, что до войны у них родилось пятеро детей, и у Веры Алексеевны просто не осталось времени на построение коммунизма и борьбу за счастье трудового народа во всем мире. На хорошую работу с таким резюме устроиться было тяжело и до войны Климохины брались практически за любое дело. К счастью, квартира у них осталась прежняя, угловая и.трехкомнатная. По тем временам на большую семью это было просто прекрасно, был газ и горячая вода раз в неделю, перебоев не было даже во время войны.Сменившие оттепель «застойные» годы привели к полному «застою и в самом доме: громкие аресты были позади, уцелевшие, но постаревшие «старые б.» (большевики) продолжали устраивать партсобрания, жизнь дома окончательно вошла в размеренный интеллигентский лад…