Ирина Кодреску
Кишинев, Молдова
Поездка в Ленинград
Часть первая
Фига
Нашему выпуску необыкновенно повезло. Наталья Алексеевна сделала нам неоценимый подарок, подарила нам поездку в Петербург, тогда ещё Ленинград.
Это было время уходящей эпохи Советского Союза, прекрасное тем, что выпадало на последнее его десятилетие, неомрачённое никакими предчувствиями перемен и надвигающихся сдвигов, которые постигли нас, и продолжают крошить судьбы многих, кто был счастлив и весел в те времена. Тогда ни денежные, ни национальные вопросы даже не предполагались, как мы их узнали потом, и которые опутали всё пространство бывших республик, как корни чуждого дерева, с которым живёшь бок о бок, но не можешь принять его правил.
С нами поехали несколько взрослых, в помощь Наталье Алексеевне. Всего было около 20 ребят. Из родителей с нами были моя мама, мама Нелли Кононовой и мама Алеши Дубасова.
Мы летели на самолёте. В ленинградском аэропорту нас встретила, по-моему, старшая сестра Тани Тафтуновой – Лена. Дорога из аэропорта в город мне показалась очень длинной. Лето было в разгаре.
Наставления в духе НА
Подчеркнуто: С собою завтрак. Два цветка. (?!)
Дисциплина — не ныть, не шуметь, не портить другим настроение, делать всем приятное.
Поселили нас в общежитии недалеко от Невского проспекта. Я ещё тогда задумывалась о том, что все эти организационные вопросы: наше проживание, питание в столовой и перелёт, решались не нами, а хрупкой Натальей Алексеевной. А также, вся программа по осмотру и посещению культурных ценностей, была тоже спланирована Натальей Алексеевной.
Помогала и была гидом по Питеру, также старшая сестра Тани Тафтуновой, о которой Н.А. сказала, что она работает искусствоведом, и было заметно, как она нервничает, глядя на наш довольно разболтанный и не вполне благоговейный вид, не соответствующий правилам поведения в культурной столице.
Тем не менее, у Натальи Алексеевны был свой план. Ещё задолго до поездки она предупредила нас, что главное событие, которое нам предстоит, это посещение Тани Тафтуновой, к которой у неё было особое тёплое чувство, о которой она иногда рассказывала небольшие впечатляющие подробности. В частности, о необыкновенном таланте Тани придумывать и шить красивейшие наряды и платья, от которых дух захватывало.
Нашей задачей было, опять же, создание необычных подарков, которые по замыслу Н.А. мы должны были подарить друг другу, как поощрение за выступления в концерте, который, в свою очередь, мы тоже должны были осуществить, придумывая какие-то интересные номера, кто на что был горазд. То есть, туда входило чтение стихов, смешные сценки и какие-то музыкальные вариации.
Со мной случился конфуз. Мы попали в дом к Тане Тафтуновой не сразу, несколько дней колесили по Питеру, как бы адаптируясь, и посещая некоторые мероприятия. Наталья Алексеевна, тем временем, поинтересовалась у кого какие подарки. Не помню, что у других, а со мной возникла проблема. Я, по собственной глупости, и отчасти по озорству, сделала бумажную фигу, фига была самая, что ни есть доподлинная, дуля то есть. Из бумаги папье-маше, как-то сделанная. В коробке из под обуви, закамуфлированная под подарок, как полагается.
Наталья Алексеевна была конечно очень обескуражена таким явлением, и очень переживала за фигу, но меня откровенно не ругала, тем не менее её беспокойство по этому поводу росло. Поскольку она периодически атаковала меня вопросами: ну, как же так, что же мы теперь будем делать, а, вдруг, кому-то попадётся эта фига, какой будет его реакция, что дескать, это за подарок такой, и что, может быть это совсем не весело. И явно не упрекала меня, и на чувство совести не давила, а просто как-то окружала меня упругим облаком, что мне и деться было некуда. В итоге, мы уже подъезжали на трамвае к дому Тани Тафтуновой, и я помню, как трамвай развернулся по кругу. Мы вышли, и идём все дружно, и тут Наталья Алексеевна меня спрашивает: а где же твоя фига? И вдруг, я замечаю, что я без коробки – с пустыми руками, в трамвае значит забыла. А Наталья Алексеевна даже прихлопнула себя по бокам, как же так. И вижу, что её прежнее беспокойство, сменяется новым, и переходит в своего рода недоумение. Как я сейчас понимаю, у неё в голове мелькает картинка, как кто-то находит коробку, забытую кем-то, с любопытством открывает её, и его глазам предстаёт нечто, что не каждый день найдёшь в трамвае, и ситуация становится до конца абсурдной.
Вместо того чтобы обрадоваться, что всё так закончилось с моим злополучным подарком, я ещё больше расстроилась. Во-первых, без подарка быть не полагалось, во-вторых я мысленно увидела эту свою коробку и фигу, лежащую в ней, которая была приличных размеров, и меня начали одолевать угрызения совести. И, несмотря на то, что всё находилось в постоянном движении, мы уже заходили в большой подъезд, который правильнее будет назвать парадной. С необыкновенно широкой лестницей из белого мрамора. Пол на площадке был старинный, камень до блеска отполированный человеческой обувью, из него как бы выходил дух столетий, как холодный пар, неся в себе какую-то угрозу и потустороннюю тайну, превышающий по своему составу наше детское неведение и весёлое расположение. Намекающий на то, что есть вещи гораздо серьёзней, но нам он эту тайну не отдаст.
Кишинев, лето 2010
Татьяна Тафтунова (справа) и ее сестра Елена в доме Натальи Алексеевны.
Без их помощи поездка могла не состояться.
Я как-то застыла, когда мы попали в квартиру к Тане. Это была довольно большая по нашим представлениям комната, с натёртым и ухоженным до блеска паркетом, наступая на который в некоторых местах раздавался предательский скрип, нарушающий глубокую тишину комнаты, что казалось, пол под ногами провалится, а вместе с ним и вся комната, в какое-то подземелье без дна. Очень высокий потолок и большое окно превращали комнату в храм, в который мы молча прошаркали. Слева стоял большой чёрный рояль, который был настолько красивым, просторным и живым, что меня это заставило внутренне поменяться, и сжаться в какое-то кольцо, чтобы не дышать, не выпускать из себя фигу и не портить атмосферу своим кошмарным сном.
Таня вышла к нам в длинном до пят платье, которое, очевидно, она пошила сама, что тоже произвело, наверное, не только на меня впечатление. И, хотя мы все поместились у неё дома, и проходил концерт, и дарились подарки, я так и простояла с мучениями по поводу своей ирреальной выходки с фигой, как бы за гранью человеческого.
Часть вторая
По музеям
С большой благодарностью и удивлением происходящему в этой поездке, вспоминаю череду событий и примечательных посещений нами различных памятников культуры старого Питера. Наше путешествие было пропитано экзотикой неповторимых особенностей Ленинграда того времени, свежестью разнообразия наших впечатлений и грандиозностью культуры, которую мы увидели.
Азы нашего соприкосновения с городом начинались с запахов Невского, где мы перекусывали время от времени чем-нибудь недорогим, не считая столовую, в которой обедали. Бублики с маком в булочных с вывесками на манер дореволюционной России, бульонная с пирожками, театральное кафе, где можно было увидеть эклеры с икрой и паштетами, вкуснейшее мороженное, которое можно было есть по нескольку порций кряду.
Первым большим событием стала наша поездка в Пушкино и Царское Село. Сам Екатерининский дворец и его окрестности буквально смял весь предыдущий эстетический опыт, которого, казалось и не было. Чудеса дворца, доступные простому смертному, поражали воображение, начиная рассказами об янтарной комнате, столовых приборах, и венчая изумлённую фантазию зеркальным залом, как вспышкой сотен звёзд. Повели нас и в лицей Пушкина, где кроме подробного и интересного повествования об истории заведения, нас повели по всему зданию и показали комнату, в которой жил Пушкин. Поразило насколько коридоры и сама комната были узкими и низкими, всё это больше напоминало монастырь, а сама комната своими маленькими аскетичными размерами была похожа на келью. К тому же во всём чувствовалась предельная строгость, белые стены, теснота и ничего лишнего.
После ярких впечатлений нас освежили прогулкой по замечательному саду дворца, где разлилось старинное озеро, свидетель тех времён, отражая летний дворец и деревья в своём прекрасном и страшном омуте. Для контраста нам показали как был разрушен дворцовый комплекс в годы 2-й мировой, и какая большая работа была проведена по его восстановлению.
Спустя какое-то время нас повезли в Петергоф через Финский залив, на большом корабле, который разрезал сумрачно – фиолетовые, тяжёлые как свинец волны. Поездка наша состоялась летом, и нам повезло увидеть золотые статуи Петергофа, струящие повсюду фонтаны воды, предназначенные в своё время услаждать и поражать взор немногих. А теперь бьющие струи и сверкающие на солнце, как золотые боги олимпа, стали доступны нам людям, и дарили ни с чем не сравнимый праздник прикосновения к роскоши и благородному замыслу создателя.
В Эрмитаж была необыкновенно длинная очередь, тянувшаяся через всю площадь перед Зимним Дворцом. Глядя на неё, я подумала, что, возможно, мы не попадём в него вообще или будем мучительно долго в ней стоять. Пока решался вопрос как нам попасть вне очереди, искусствовед рассказывала нам историю Дворца и его итальянского архитектора Растрелли. На самом деле, через пол часа нас провели в сам Эрмитаж без очереди, непонятно каким образом. Вообще нам не сообщалось о каких-то сложностях, все вопросы решала Наталья Алексеевна и те кто ей помогал.
Ленинград, 1985
Класс НА на фоне Зимнего дворца
В Эрмитаже нам устроили более чем подробную экскурсию. Экскурсовод останавливалась почти перед каждой работой, и с помощью длинной указки приковывала наш рассосредоточенный детский взгляд к шедеврам живописи. В итоге мы очень долго там пробыли, около 5-ти часов. С одной стороны плавилась голова от тщательности восприятия, с другой стороны мы попали в самое жерло искусства, и оно было очень горячим, как планета близкая солнцу. Прохладу нашему мозгу дало пребывание в зале мраморных изваяний, где действительно можно было остыть , глядя на полупрозрачные и безупречные мраморные статуи, бесконечно как на воду.
Повезли нас и в Репинские Пенаты. На большом современном автобусе мы как бы въехали в утопавшую в зелени, старинную деревянную лестницу. Поднявшись, нас провели в сам домик, где наравне с музейной ухоженностью, сосуществовала лёгкая небрежность в расстановке предметов, придавая внутреннему убранству отчётливую музыкальность. И кроме великой старины обстановки, нас сопровождал неизгладимый особый запах, который рассказывал больше, чем речь экскурсовода, или, по меньшей мере, дополнял и оживлял картины прошлого. Пахло лаком старинных кресел, пыльными холстами и скоплением разного вида полевых трав и цветов. Мне хорошо запомнился круглый деревянный вертящийся столик, за которым, по рассказу женщины экскурсовода, трапезничали И.Е.Репин со своей женой и очень часто с гостями дома. В столике были круглые углубления для тарелок, в которые подавали вегетарианские блюда, часто из разных трав. Столик крутили таким образом, чтобы гости могли отведать то или иное угощение. Жена И.Е.Репина была резкой сторонницей вегетарианства, и угощая гостей, составляла сама рацион по необычным и не всегда вкусным рецептам. Так что Илье Ефимовичу приходилось терпеть и мириться с этим из большой воспитанности, доброты и наверное любви к жене. Хотя сам он не раз сетовал, что его потчуют сеном.
Участие школы в поездке ее учеников в Ленинград:
1. Разрешить выезд…
2. Полную ответственность за жизнь и здоровье детей возложить на преподавателя Васильеву Наталью Алексеевну.
3. Произвести оплату путевок за cчет средств родителей.
Ещё мне запомнилось посещение Ваганьковского кладбища. Большой трагический мемориал, и рассказы экскурсовода о невероятных лишениях во время блокады, об Ольге Бергольц и её стихах, о том как они поддерживали дух ленинградцев в одну из самых страшных зим случавшихся когда-либо.
Пересекая на трамвае мост через Неву в направлении Петропавловской крепости, можно было наблюдать издалека скудные группки людей, загоравшие на городском пляже, манящем ленивым песком и близостью воды.
Прекрасная дворцовая набережная была хорошо видна с противоположного берега. Поражала какая-то безрассудная и недоступная роскошь дворцовой зоны. Мы слушали историю всех великолепных зданий примыкавших к Зимнему. Но мне они запомнились холодными и давящими до потери их смысловой роли в истории.
Наталья Алексеевна часто нам показывала работы З.Серебряковой в репродукциях. Когда же в Русском музее мы вошли в зал, где висели её картины, внутри вырвалось неподдельное «ах”, ведь работы были большими, очень упругими и солнценосными. Запомнился также зал, любимого Натальей Алексеевной художника Борисова-Мусатова, и совершенство его удивительных барышень с зонтиками, в кружевных пышных платьях, вплетающихся в распущенные ветви ивы, как её продолжение и отражающихся в водах тёмного пруда вместе с узорной ряской. Впечатлили меня работы Игоря Грабаря- его картины часто встречались в советских школьных учебниках. Великий русский импрессионист, многослойность и бесконечная игра масляных красок, начиная от снежных игристых зимних превращений и продолжаясь в осенних золотых берёзах на фоне ослепительно синего неба.
Нам устроили экскурсию в Домик Петра, так я запомнила это название. Необычная теснота, его неудобные несколькоэтажные размеры и сама обстановка, в чём-то душная от пресыщения большим количеством предметов, с не совсем понятным назначением, множеством искусных тумбочек, неудобных кресел. Нерациональная заставленность и без того тесного домика, усугублялась каким-то перегруженным колоритом красно-коричневых оттенков мебели и тканей на стенах, обилием вышивки и проч., в которых не угадывался ни один из известных стилей. Было такое впечатление, что кто-то специально придумал всю эту безвкусицу и окружил ею летнюю резиденцию царя. Очевидно, самому Петру было совершенно всё равно, как устроили его миниатюрные покои. Но во всём, включая красный царский кафтан, чувствовался в некоторой степени тяжёлый дух, самородка мыслителя, человека со сжатой экспансивной энергией, одновременно растерянного в мелочах ребёнка, того кто контролировал судьбу страны, двигал горы, но был совершенно рассосредоточен в быту.
Размещение детей по комнатам в общежитии
Староста Шокарева
Билеты (в транспорте) покупать Шевченко
В заключение хочу вспомнить ещё об одном феномене нашего путешествия. С нами в Петербург поехала знакомая Натальи Алексеевны, наша ровесница Оля Курдова, если я не ошибаюсь. Наталья Алексеевна первое время старалась рассмешить её, подшучивала и неоднократно говорила нам, что Оля очень талантливый человек, пишет стихи и знает их множество наизусть. Оля просто почти всегда была очень грустной и улетевшей в неизвестные нам дали. А Наталья Алексеевна пыталась её как-то к нам привязать и всё шутила с ней, чтобы вытянуть из неё хоть какие-то ниточки адекватности. После она и сама забыла, что столько раз тщетно пробовала её оживить, да и всё как-то слилось и забылось само. А вот когда мы уже ехали домой в поезде, не знаю благодаря чему, Оля нам 2 дня подряд читала стихи. Помню, как все собрались в плацкартном купе, и с полной самоотдачей слушали бесконечные, бесконечные стихи. Никто не считал сколько она их знала, но они не прекращались, одни следовали за другими. Кроме того, что возможно среди них были и её стихи, в её репертуаре были все известные и запрещённые по тем временам поэты Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Блок, Есенин, Ахмадулина, и другие, о которых мы были ни сном, ни духом. У неё была феноменальная память, выходящая за пределы нормы, оставляя обычную память далеко позади. Осталось такое ощущение, что мы оторвались от земли и оказались посреди миллионов звёзд, где не было им конца. Вот такой она необычный человек. Оказывается, были взрослеющие дети в то время с такими интересами и сверхзадачами.
Добавлю, что это не единственное наше путешествие с Натальей Алексеевной. Ещё нам довелось побывать в любимом ею Киеве, где прошли её студенческие годы, но это было зимой. И ещё Наталья Алексеевна нас повезла в Одессу на выставку Рокуэлла Кента, искусство которого ей было близко и она сделала всё, чтобы поделиться им с нами.
PS Список участников «Поездки в Ленинград», написанный рукой Натальи Алексеевны.
Фрагмент письма Татьяны Тафтуновой НА, который свидетельствует о существенной помощи Татьяны в организации поездки.
«Насчет Русского музея и Пенатов я попробую договориться. Эрмитаж будет обязательно, будет Петергоф и Пушкин.
Вообще, программа насыщенная и на неделю им хватит.
Я заменю (если получится) Разлив на Пенаты и Военно-морской музей на Русский и будет очень хорошо».?
Хорошо и получилось!
Татьяна Тафтунова — ученица НА (выпуск 1970), лауреат Наталийской премии (2011), неоднократно выступала на нашем сайте. С ее добрыми и талантливыми рассказами можно ознакомиться здесь, здесь, здесь…
Ирина Кодреску — ученица НА пятого выпуска (1982 — 1986). Не первый раз выступает на нашем сайте.
Ее философское эссе, посвященное Наталье Алексеевне, размещено здесь.
Ее стихи о НА: Вселяя силу и надежду. И шепчут вновь колокола. Вам жизнь — страдание и мука.
Выставка работ Ирины открыта здесь.
Столько воспоминаний… Спасибо
Прекрасны!!!!