В этом году исполняется 130 лет со дня рождения удивительного художника Сергея Семёновича Чоколова. К его столетию была опубликована статья Натальи Алексеевны в газете «Русское слово».

 Толстые стены Благовещенской церкви не пропускали городского шума. В глубокое оконце тихой картиной смотрела осень: золотая верхушка дерева, несколько мазков прозрачного неба и нежный профиль холма на горизонте.
Собирая материал для монографии о Сергее Семёновиче Чоколове, я составляла каталог его керамики — она хранилась тут, в запасниках Художественного музея. Работа была интересной,
а обстановка создавала особое настроение. Временами приходило ощущение, что ты просто-таки «внутри» какого-то ненаписанного рассказа Паустовского. Из небольшой комнаты со стеллажами, уставленными керамикой, за одной дверью узкая
лестница вела на колокольню, а за второй скрипучая винтовая лестница спускалась в храм. В него когда-то приходил Пушкин…Ещё был жив Д. Веневитинов. В московском доме молодого поэта Пушкин после ссылки дважды прочёл своего «Годунова». Факт этот имел определённое отношение к моей работе, потому что мать Чоколова Екатерина Николаевна была урождённой Веневитиновой, родственницей поэта. Хотелось верить, что поэзия этого «любомудра» родственна, созвучна необыкновенной судьбе и загадочному творчеству С.С. Чоколова, в сохранившейся здесь атмосфере хотелось уловить напутствие художнику.
Сергея Семёновича я знала с детства. Отец мой А.А. Васильев был художником, и Чоколов часто приходил к нам в гости. Его воспоминания, рассказы о разрушенном войной провинциальном Кишинёве казались почти невероятными… Мелькнет в руках у отца репродукция с картины В.Поленова «Бабушкин сад» и вдруг Сергей Семенович скажет: «а это наш дом»…
B ампирном домике, окруженном старыми кустами сирени, принято признавать дух Тургенева. Оказывается, действительно тут очень любили писателя, так как Екатерина Николаевна была с
ним в родстве. Родители Чоколова бывали в загородном доме крупного промышленника и щедрого мецената Саввы Maмонтова в Абрамцево, поскольку отец Сергея Семеновича служил у
него главным инженером Архангельской железной дороги.
В 1887 в Абрамцево В.А.Серов написал «Девочку с персиками». Следующими его двумя работами здесь стали портреты четы Чоколовых. Mеdame» заодно брала уроки живописи у молодого xyдожника. Поражает сходство Сергея Семеновича с серовскими портретами его родителей: он унаследовал высокий благородный лоб отца :: материнский «породистый» нос с горбинкой…
Сергей Семёнович родился 18 сентября 1892 года. К этому времени в их ампирном доме в Трубниковом переулке Москвы было небольшое собрание современной живописи и народного
творчества. По совету С. Мамонтова отец художника организовал небольшое предприятие по производству фарфоровых изоляторов. Здесь юный ещё Сергей обжёг первые свои керамические работы. Он вспоминал, что Мамонтов повлиял и на его мать. Она организовала кустарные мастерские. Там плели кружева, ткали ковры…Шаблоны для ковров делали известные художники — Головин, Лансере, Билибин. Ковры получали награды в Нью-Йорке, Париже…А один с двухглавым российским орлом лежал в кабинете Николая Второго. Эти и другие воспоминания записаны на плёнку. Своим удивительным «петушиным» голосом Сергей Семёнович рассказывает: « Я уже сызмальства привык ткать ковры, плести кружева, любоваться ими…У нас в доме не было безделья.» На их мастерской висел девиз семьи: «Жизнь без труда — воровство, жизнь без искусства — варварство». Эти слова он часто повторял. Учился Чоколов на юридическом факультете Московского Университета. Но его всё больше увлекало искусство, и он одновременно поступил в Строгановское высшее художественно — промышленное училище. В1914 году молодой художник, закончив училище, вместе с женой уезжает на её родину — в Бессарабию. Он здоров, богат, талантлив…
Первая мировая война, Октябрьская революция меняют не только материальную сторону его жизни, но и мечты о свободном творчестве…Чоколов на девять лет уезжает за границу. «Цель —
заработок, учёба». Работал шофёром. Объездил с этюдником почти все европейские страны. Был оглушён шедеврами мирового искусства. Возвратившись в Кишинёв, он зарабатывает на жизнь
реставрацией росписей и икон в бессарабских монастырских церквах. А заодно изучает молдавские ковры и другие предметы народного творчества, делает зарисовки со старинной архитектуры, пишет пейзажи и натюрморты из цветов и трав края. За этот период он не создаёт заметных произведений. Только в 1948 году, когда в Союзе художников Молдавии организовывается секция декоративно-прикладного искусства, Чоколов с вулканической энергией приступает к долгожданному делу. Диапазон его творчества очень широк — от мелких брэкаче до двухметровой парковой вазы. На выставках появляется его цветная керамика. Блюда, кувшины, бурлуи, плоски…Он делает и чернильные приборы, подставки, светильники, работает и над национальным костюмом, коврами, мебелью. В керамике он применял лепнину, гравировку, подглазурную роспись, использовал и цвет самой глины. Чоколов не увлекается узороплетением, он считал главным образ всего сосуда в целом — с полунамёком на знакомые растения. После войны возникает потребность в самых простых вещах. И утилитарная керамика у Чоколова, как, впрочем, в народном творчестве, не очень разнообразна. Но она отвечает особенностям кухни края, в её растительном декоре использован поэтический образ Молдовы. Она окрашена её знойным солнцем, в ней реализована бережливая нежность автора к народному духу. Улчоры, тарелки, блюда, миски, бурлуи — эти и другие предметы легко составляются в красивые натюрморты. И оживают в употреблении. Чоколовская бытовая керамика — для неприхотливого застолья. Тут уместно сказать и про дом Сергея Семёновича, такой же уникальный, как и сам художник. Там всё было сделано собственноручно или по его задумкам. Мебель, ковры, керамика прекрасно сочетались с молдавскими пейзажами, им написанными, с коллекцией икон и прикладного искусства, им собранной, с библиотекой на шести языках, которыми владел хозяин. Он умел шить, прекрасно готовил и любил быстрое движение. По Кишинёву оглушительно гремели его самодельные сабо, которые он последовательно сменил на велосипед, мотоцикл, машину… Наступают новые времена. Выставки прикладников следуют одна за другой в разных странах, на них приходит много людей. Нужна зрелищность. Чоколов опережает новую «установку». Представленный им в 1953 году на выставке в Пекине сервиз для вина и фруктов «Цветущая Молдавия» уже отвечал этим новым требованиям. Все ансамбли чоколовской керамики с богатейшим размахом форм, величин, цвета — интересны, как театр. С главными и второстепенными героями, с большими и маленькими ролями. Они рассказывают о красоте молдавского лета, в них притаились вихри свадебных плясок. …Нижняя часть сервиза — широкие плоскости блюд, полураскрытых чаш — спокойны. Но уже ручки и горлышки небольших улчоров — в мелкой красивой лепнине. Высокий бурлуй туго свёрнут в нижней части, перехвачен несколькими кольцами у горлышка. Из его пробки пытаются высвободиться концы лепестков. В нём напряжение распускающегося бутона…Но всё это предвестье, всё для контраста с распахнутой прелестью огромного цветка-вазы. Это главный герой. Используя сложившиеся народные формы он придумывает небывалое разнообразие решений. А теперь немного о прозе. То, что я увидела в запасниках художественного музея, как мне показалось, лишь малая толика сделанного Чоколовым. Нет, например, ни одного ансамбля. Но ведь есть документы. Каталоги тех лет ломились от произведений Чоколова. Он был участником всех республиканских, всесоюзных, а так же Всемирной выставки в Брюсселе. Его работы хранятся в фондах Международной академии керамики в Женеве. В канун своего семидесятилетия Чоколов тяжело заболел. Перестала слушаться правая рука, он потерял речь. Его ожидали пятнадцать лет одиночества и безмолвия. Гончарный круг, ручная формовка, цветная роспись — всё это оказалось уже не под силу. Но он упорно боролся со своим недугом. И уже через три года на его персональной выставке было представлено 92 новых произведения. Они заставляли забыть об их авторе как о тяжело больном человеке.
Другим стал образный строй его декоративных творений. Часто необъяснимо фантастическим, иногда с намёком на животных, архитектуру. Мощно звучавший и недоступный теперь цвет был
сменён на богатую игру светотени, полутонов, бликов. Настроения некоторых его произведений ошеломляют. Так, он создаёт серию образов животных. В одних можно найти сходство с реальными, другие совсем не узнаваемы. Пасти у всех у них открыты. Составленные вместе, они явили бы собой многоголосый хор. Но это была бы не песня, а безмолвный стон из неволи, крик о помощи… Чоколов доказал, что мир художника, чем бы он не был ограничен, — богатейший инструмент. Его произведения будят воображение, заставляют думать, извлекать оставшееся за пределами. Сергей Семёнович умер в январе 1977 года. Большинство его произведений исчезло и, кажется, бесследно. Судя по документам, в последние десять лет жизни в художественный музей они не поступали…
…Смеркалось. За окном тихо перешёптывались листья. Я стояла на стремянке в Благовещенской церкви перед работами Чоколова. Стирала руками пыль с его творений. Казалось, прикасаюсь к самой душе художника. Уверена, лучше далёкого Веневитинова сказать о судьбе Чоколова невозможно:

Природа не для всех очей
Покров свой тайный подымает:
Мы всё равно читаем в ней,
Но кто, читая, понимает ?
Лишь тот, кто с юношеских дней
Был пламенным жрецом искусства,
Кто жизни не щадил для чувства,
Венец мученьями купил,
Над суетой вознёсся духом
И сердца трепет жадным слухом,
Как вещий голос, изловил !