Т. к. в нашей огромной квартире на Кузнецком, ванной пользоваться было почти невозможно из-за грязи, из-за постоянной очереди жильцов, то раз в неделю мы ходили в баню. Брали свои тазики, чистое белье, полотенца, мочалки, мыло.

             Бывали мы и в знаменитых Сандуновских банях. Мытью в них предшествовала приличной длины серая немытая очередь.

              Эту баню запомнила детскими глазами (позже никогда в ней не была). Помню мраморная  лестница, мраморные высоченные  колонны, мраморные стены, лавки. Много света. По-моему, горели люстры, как на балу. Всюду гомон, суета. Все огромное пространство от пола до потолков — в клубах пара, зеркало бассейна в центре. В этой горячей живой кисее. брызги, потом вода, металлические звуки тазов — вакханалия человеческой плоти, все в движении. Поражает дворцовая красота зала, пригодного для сказочных балов и голые дамы в мыльных нарядах, в кисее пара. Я тогда понимала, что это неожиданно и очень красиво. Теперь ассоциации с адскими булгаковскими балами в «Мастере и Маргарите».

Москва, начало XX века. Сандуновские бани.

Сандуновские бани. Входная лестница.

Сандуновские бани. Бассейн.

Сандуновские бани.

— Мама, ну, пойдем куда-нибудь…

— Ну,  куда?

— Пошли в баню…

             Даже само мытье жесткой мочалкой, что неприятно всем детям, было смягчено охватывающим, радостным, праздничным  теплом и красотой.

             У папы был большой альбом «Рубенс». Просматривая его, я хлопала ладошкой по репродукциям с голыми людьми  и всегда говорила: «В бане…»

Папа обращал мое внимание на львов, деревья, горы, фрукты. Но я стояла на своем: «В бане».

Мой житейский  опыт подсказывал — голых людей можно увидеть только в бане.

П. Рубенс   Вирсавия у фонтана, 1635

Питер Пауль Рубенс.

Шубка. Портрет Елены Фоурмен, второй жены Рубенса, 1630-е