От сайта НА: выкладываем  рассказ Елены Смирновой —  выпускницы Детской художественной школы (1969) г. Кишинева, ученицы Натальи Алексеевны Васильевой, профессора Красноярского художественного института (ныне проживает в Москве), лауреата Наталийской премии.  Рассказ назван «Про бревно», но он и о красивой сибирской реке Мане, о завораживающей природе Сибири.

Елена Смирнова,
лауреат Наталийской премии
Москва, Россия

Про бревно

           В художественном институте Красноярска в 90-е годы были проведены несколько интерпленэров с участием зарубежных художников, преподавателей и студентов института. Пленэр проходил, как сплав по реке Мана, на плотах и резиновых лодках. Руководитель пленэра знал все повороты, отмели, стоянки, ямки и полянки реки, обожал Ману и все её красоты. Каждый год он уезжает туда, чтобы восстановиться и обрести душевное спокойствие и никаких других чудес мира ему не требуется. Говорит, что после Маны все файлы из головы вылетают, не досаждают никакие городские и цивилизационные  проблемы, а жизнь мегаполиса кажется ему дикой и неправильной. Возвращается он действительно с другим цветом глаз, с другой походкой и очень счастливый.

          Собрать творческих людей из разных стран, поработать вместе в различных видах классического и декоративно-прикладного искусства стало хорошей идеей для преподавателей и руководства института. Тишина и чистота сибирской природы была сильным поводом для творческих встреч и для проявления всяческих художественных восторгов. Участие в том пленэре принимали живописцы, графики, дизайнеры среды, скульпторы, мультипликаторы и керамисты из Финляндии, Монголии, Германии, Англии, республики Кипр и других стран.

          Сплав проходил недели две-три, — «шли» общим большим караваном, не торопясь и часто останавливаясь на больших полянах и отмелях реки-красавицы. Мана крутится сквозь таежные высокие скальные выходы пород. Наполнена она таинственными и странными поворотами, удивляет   просторными  далекими горизонтами, с прижимами и впадающими ручьями, открывается  неожиданно островками и старицами, заманит в ложное русло и взбодрит перекатами и шиверой. Пейзаж все время разный, течение ровное, но очень быстрое, с холодной  и прозрачной водой. Макушка лета в Сибири балует 30-ти градусной жарой,- ну все классно!..и  для творчества, и для нового профессионального общения художников. Успевали всё, — и поработать и пообщаться, отдохнуть от шума и суеты своих больших городов. Все участники этих пленэров вспоминают с особой нежностью и восторгом то путешествие и  красоты сибирской реки Мана.

           Красноярск в 90-е годы совсем  недавно стал открытым  городом для посещения иностранцами. В бушующей перестройке  тех лет  нам всем очень хотелось узнать что-то совсем новое, приглядеться к другим художникам забугорным, так ли они «дышат» в творческих процессах, али какой секрет знаюТь?  Хотелось удивить их красотами Сибири, порадовать выставками совместными, завязать профессиональные взаимовыгодные контакты, что называется.

          Кстати, все иностранные художники, особенно финны, очень удивлялись городам-миллионникам в Сибири,- Омск, Новосибирск, Красноярск, ну и для пущей важности и разогреву страстей,  мы туда, в миллионники, и Иркутск с Тюменью «забросили». Они удивлялись, что летели, летели на самолете, а все тайга, да тайга; что дорог не видно, а рек немеряно и честно признавались, что не представляли таких больших городов с другой стороны Урала. А мы все, помню, тогда сильно удивлялись их незнанию России. Теперь не удивляемся.
В нетворческой, административной группе интерпленэра были переводчики и охранники. Приготовление пищи,  разведение костра в процессе всего сплава было полностью возложено на дежурных группы. Был составлен классический список этого дежурства на весь период пленэра. Никаких привелегий для иностранных студентов или преподавателей, для переводчиков института не было. Согласованный и одобренный график обязанностей и дежурство «по кухне», был обязательным правилом  к исполнению всеми участниками интерпленэра, кроме охранников, естественно.

           Они (охранники) круглосуточно смотрели за всеми участниками пленэра и особенно за иностранцами, ведь  гости наши совсем оказались неприспособленные к проживанию в дикой и настоящей сибирской природе.  Потерять кого-нибудь из них  во время сплава было бы серьезной неприятностью для организаторов пленэра, для института, ну и… для «всей страны», конечно. Связи с внешним миром нет, телефоны только в редких деревнях, которые появляются на берегах Маны раз в три дня. Интернета нет, спутниковой связи, как у геологов, тоже нет, естественно. Охранники работу свою выполняли качественно и «сканировали» всё и всех в процессе сплава. Дело свое знали, как оказалось потом.
Были и дежурные по кухне. Дежурных было назначено по три человека  в день,- две барышни, которые готовили еду весь день, и один мужчина. Завтраки состояли из каши, какао и бутербродов. Был полноценный обед из первого, второго блюда и компота, чая и ужина с салатами, с жаркое или с макаронами по-флотски. В обязанности мужчины входило следующее — колоть дрова, разводить костер, носить воду из Маны, перемещать готовый котёл или ведра с едой  к общему столу.

            Дикая мужская сила в условиях естественного проживания в настоящей тайге на сплаве была закономерным и необходимым элементом выживания, о чем наши студентки и переводчицы сразу «догадались»  и очень быстро умерили свой городской нрав. Да и гендерные капризы у них исчезли, как по Мано-вению на второй или третий  день сплава. На биологическом уровне «вспомнили» о важности мужчины в сообществе, на реке, в тайге. Всех подобных, капризных в Сибирь, на сплав!..
Через неделю сплава, остановились на очень большой и замечательной стоянке. Река делала крутой поворот, открывая виды на Урманскую стенку, величественную, как средневековые замки, — целый строй серебристых и конусообразных скал. Поляна огромная, сухая, без мошки и мокреца. Виды открываются в три разные стороны,-  хочешь с рассветом, хочешь с утренним туманом, хочешь с таинственностью заката. Царское место! Руководитель пленера знал все подобные визуальные драгоценности и секреты Маны. Напротив этой роскошной стоянки, на другой стороне реки ручьи и около них хариус, рядом за поворотом ямка метров на 5,6,7,8 метров,- с тайменем. Совместить полезное с приятным, возможное с необходимым, невероятное с очевидным. Думали-гадали мы и позже все решили остаться тут на целых три дня!
Девочки дежурные, прибывшие на первой лодке,  привычно взялись за приготовление ужина, караван из трех лодок и большого плота остановился, причалил к берегу. Вся братия художников стала ставить палатки, выгружать оборудование, глину, этюдники и рюкзаки, спальники. Погода стоит волшебная, — середина июля в Сибири щедра на такие жаркие нежности. Живописцы стонут у холстов в поисках отношений неба к земле. Невероятной чистоты и прозрачности закаты и восходы, дни и ночи, стереоскопические эффекты глубины пространства и прочие визуальные  фокусы настоящего сибирского пейзажа остаются в памяти навсегда. А ночное небо над Маной? А утренние ее туманы? А пение птиц и плеск рыбки? Просто становишься счастливым от того, что на всё это тихо смотришь и дышишь этой тишиной каждый вечер и каждое утро.

Неторопливая суета выгрузки каравана интнрпленэра идет под внимательными взорами наших охранников. Один  из них маленький, как подросток, капитан милиции, прозванный Калашниковым, ел сгущенку просто банками. Оправдывался, что слободское, Покровское (район Красноярска) детство без сгущенки сделало его  уязвимым и слабым только в этом вопросе. У него даже цвет глаз менялся при виде сущенки, а лицо становилось романтично-влюбленным. Юркий и сообразительный Калашников потом спас одного из местных участников пленера,- восхищенный  от красот Маны художник-график поздно вечером перепутал (!) берег реки и лес. Блаженный. Полночи он молча держался за кусты в прижимном течении реки. Молча, потому что боялся «международного скандала»,- как потом сказал. Калашников, чутьем сыщика  нашел его в этих кустах, уже почти закоченевшего и с белыми от ужаса глазами. Вечером следующего дня «ожившего» и уже вполне уверенного в себе этого художника наши мужики тихо, но конкретно  и внятно поучили его уму-разуму. Отправили с сопровождением обратно в Красноярск,- от греха подальше. Конечно, мы все художники, и все блаженные!Но не до такой же степени, решили все. Калашникову за спасение человека выдали пять банок сгущенки из общего запаса продуктов. Он мурлыкал, как кот, и весь аж светился от наступившего гастрономического кайфа.

             А второй охранник был большой и медлительный дядя Саша. Если Калашников был всегда на виду и вроде бы спал-дремал почти всегда, а сам наблюдал и всех «сканировал», то Саша, такой большой, розовощекий и с блестящей лысиной,  умудрялся так хитро спрятаться около лагеря, что его регулярное профессиональное исчезновение сначала сплава сильно пугало всех: «Ой, вот же тут Саша только что был! А где он?» А дядя Саша, как исчезал, так и появлялся очень незаметно и профессионально,- ну просто человек-невидимка! Но имено с такой охраной вся  группа интерпленера чувствовала себя  защищенной  и была спокойна в течение всего творческого путешествия.
Но продолжаю про выгрузку и обустройство на роскошной стоянке сибирской реки Мана. Дежурные  девочки «по кухне» уже почти закончили с нарезкой овощей для вечернего салата, даже сами открыли все банки с абаканской тушенкой, которая считалась самой суперской для любых походов в Красноярском крае. Ждали дров для костра, ждали костра и с тревогой наблюдали за своим помощником по дежуству, который уж очень долго пытался наколоть этих самых дров из классического бревна. Дежурил очень большой финский парень, тоже студент, скульптор. Он замахивался топором и несколько раз безуспешно «атаковал» это бревно, предназначенное для костра.

              Бревна все были определенного размера, хорошей просушки и правильного типа дерева. Возили  их с собой на плоту и охранялись они от дождя не меньше, чем дорогостоящая аппаратура наших зарубежных гостей-медийщиков, которые  снимали свой телефильм про Ману, про сплав, про студентов своих. Ведь не на всех стоянках в тайге можно найти достаточное количество бревен для большой группы на сплаве. Да и удобнее это,- пристал к берегу, сразу с сухими дровами, только на поленья расколоть эти чушки, да и все дела. Вот этот скульптор финский, ответственный тогда за костер и начал этим заниматься… очень долго и очень безуспешно!
Он сломал один топор, потом второй,- наши девочки напряглись. Тревога росла. Понимали они уже, что в тайге БЕЗ топора, даже в ХХ веке очень небезопасно. Все остальные участники пленэра были заняты палатками, спальниками, тентами для теней, кто-то ушел уже на этюды по окрестностям стоянки. Девушки  пошли к Калашникову, потому что руководитель группы был занят обустройством и размещением на поляне людей, — объяснял всем, где завтра будет солнце, где тень, где мошки будет больше, а где тропинка в лес для «прогулок».

             «Калашников, что делать-то? Спасай! Два топора уже погибли в руках у этого финна. Ну, смотри, что творит, змей…» А студент уже продолжал «сражаться» с бревном третьим топором, — бедняга кряхтел, рычал, переворачивал бревно с боку на бок, с «головы на ноги», потом что-то говорил ему, напевал священную финскую  песенку, но и третий топор был загублен. Треснуло деревянное топорище. Увидев это, девочки побежали  с возмущенными воплями к своему горе-помощнику, потом обратно бросились к Калашникову, — метались в отчаяньи от того, что увидели гибель третьего топора. Запричитали, защебетали, заголосили: «Калашников, спасай! Ой, как мы тепреь жить будем, где топоры брать?!»

            Все напряглись, а большой финский парень стоял смущенный, красный и  растерянный, переминался с ноги на ногу. Сам себе что-то бубнит под нос. Руководитель пленэра подошел, поговорил  с ним. Идет обратно и ржет, заливается, показывает всем два больших пальца. «Бревно меня победило! – скорбно сказал измученный бревном студент — оно сильнее меня!»

             С этим его и освободили навсегда от обязаностей колоть дрова и разводить костёр. На плотах и в лодках оставалось только два топора и с тех пор этот важный инструмент  уже никому не доверяли, кроме русских или как теперь говорят российских участников пленэра.

           В конце путешествия тот вопрос «Кто сильнее?.. я или бревно?!. кто кого победит?..» стал нарицательным. Фраза эта, как  своеобразный «пароль» всей творческой группы пленэра на реке Мана, стала  позже звучать на многих просмотрах  кафедры «Искусство интерьера» в художественном институте.
Прошло много лет и я, рассказывая студентам и ученикам, друзьям и попутчикам, соседкам и таксистам, новым коллегам или новым  приятелям эту историю, стала применять новые смысловые или сюжетные «детали» в том поставленном вопросе. Кто сильнее?.. — ты или проект? Ты или учение? Ты или обстоятельства? Ты или дорога? Ты или лень?

 Ты или жизнь? Ты сделаешь жизнь или жизнь «сделает» тебя?!.
Умение преодолеть себя, подняться над ситуацией и признать, предложить или остановить, простить или начать, забыть или отстоять, продолжить или подарить, открыть или  научить…или всё забыть? Самой научиться чему-то следующему. Ну, впрочем, это уже личное… всё остается в том вопросе. Кто сильнее? Ты или бревно? Кто кого победит?
Елена Смирнова, Москва 2017

Рассказы Е. Смирновой на нашем сайте

Пленэр
Как мы разыграли Наталью Алексеевну
Летние денечки в Кишиневе
Наталийская лекция Елены Смирновой
Дорога. Новая школа
Не керамический этюд