В 1942 году семья художника Алексея Васильева находилась в эвакуации в Ташкенте. Военное время. Приходилось работать   на плохогрунтованных кусках холста,  наклеенных   на бумагу, картон, фанеру.  Отец подписывал свои работы псевдонимом «Бульбока».  У него еще свежи были переживания, связанные  с кошмаром на молдавской станции Бульбоки при эвакуации из Кишинева в начале июля 1941 года, когда фашистские самолеты бомбили  поезд.  Рассказывал, что выбежал в  поле упал, уткнувшись лицом в землю, и в таком положении пережидал атаку.  Напряжение было запредельным — по свисту ощущал , что все бомбы летят точно в него. Фашисты улетели, оставив разбитые вагоны, кровь убитых и стоны раненых…
Знакомим зрителей с воспоминаниями Натальи Васильевой о Ташкенте и с работами ее отца этого периода. 

Из воспоминаний Н. Васильевой

В 1941 году мы уехали в Ташкент, где пробыли около двух лет. Там у нас было много папиной родни, племянников, сводных братьев и более дальних.
Мы жили в Суконном переулке. В узбекском дворике с арыком, в котором я чуть-чуть не утонула. Поселились в маленькой комнатушке, где стояли только топчан и стол. Крыша протекала, и мы с мамой прятались от дождя под столом.
Вокруг были узбеки в халатах и тюбетейках и прелестные узбечки с массой косичек. Моих подружек звали Гавгар и Диляра. Первую свою куклу, сшитую мамой, я назвала по-узбекски Сабакат.
Зима в Узбекистане была слякотная, серая. В комнатах не топили. Узбеки сидели на полу, под их низкими укрытыми столами стояли жаровни, о которые они грели ноги.
Рядом было много эвакуированных. По соседству жили кишиневские художники Гамбурды. Я продолжала находиться в том счастливом возрасте, когда все вокруг тебя любят, любуются, балуют. Тетя Женя Гамбурд научила меня на ботинках завязывать бантики. Этот «процесс» меня страшно увлекал.  
Ташкент, 1943    Наташа Васильева

На новый военный 1943 год мама и тетя Женя решили устроить для ребят двора праздник. Тетя Женя нарисовала на бумаге масляными красками елку. Сделали и повесили на ней игрушки. Мы танцевали, прыгали вокруг елки, а потом на память всем детям раздали с нее игрушки. Мне досталась обезьянка, я долго ее хранила.
Нашими соседями была и семья художника Аринина. (О Людмиле Арининой см. здесь).  Его жена называла меня «перламутровой»…  Когда мы вернулись в Москву, опять на Кузнецкий, то у нас иногда бывала в гостях и ночевала их дочь, поступившая в ГИТИС. Позже она стала известной и очень любимой мною актрисой Людмилой Арининой. Тогда у нее были косы и юбка в складку. Помню ее, смеющуюся и кружащуюся по нашей комнате перед огромным зеркалом (во всю дверцу шкафа), непонятные для меня разговоры о театре, ролях известных актеров. Все это вносило в мою жизнь праздник неутомимой молодости и одаренности, все в Людмиле было со вкусом и обаятельно.
Среди наших соседей было много художников, поэтов, музыкантов, актеров. Это было тяжелое время. Жили все впроголодь, но лучше, чем в Москве.
 Посвящение выдающегося художника-пейзажиста: На добрую память Алексею Александровичу Васильеву в память ташкентской дружбы. Николай Ромадин

Мама в Ташкенте брала работу на дом: в огромном количестве шила солдатское белье. Вся наша холодная каморка была завалена белыми стопками.
Далеко за городом у нас был участок земли, где мама выращивала помидоры, которые никто не покупал. Туда мы добирались с ней вдвоем, часто с приключениями: на нас нападали то стаи огромных злющих собак, то диковатые подростки.
Рядом с нашими грядками были виноградники. Они росли роскошными беседками, в душистой прохладе которых свисали прозрачные гроздья «дамских пальчиков», сладких и изящных.
В Ташкенте отец руководил Изоагитмастерскими, занимался выпуском окон ТАСС, работал в газетно-журнальной графике. Там же он начал писать картины на военные темы. В свободное время ходил на этюды. Брал меня с собой. Помню крутые, пыльные переулки, без единой травинки, глинобитные заборы, дома (дувалы), все залито вечерним светом. Папа любил в эти пейзажи вводить для пятнышка стаффажные фигуры. Они очень оживляли пейзаж. Совсем другими были этюды, написанные вдоль арыков. Там была темная тропическая зелень «душного» цвета.
Как я люблю эти папины этюды! Как дороги они моему сердцу! Они – очарованье моего детства! Сейчас некоторые из них висят над моей кроватью.

В этом году Наталье Алексеевне Васильевой исполнилось бы 80 лет.
Выставку  ташкентских работ отца посвящаем ей.

Ташкент, 1942. Автор А.А. Васильев