Василий Ян. Агасфер

Сегодня 5 августа 2014 года — 60 лет со дня смерти большого писателя Василия Григорьевича Яна.  Начинаем публикацию рассказов Яна из архива отца НА художника Алексея Васильева (о документах В.Я. в архиве А.А. см. здесь). Ни публикуемый сегодня рассказ «Агасфер», ни последующие не вошли в полное собрание произведений писателя. Они публикуются впервые и только на нашем сайте.

В. Ян
АГАСФЕР
(Из рассказов в блиндаже)

IMG_5578
— Времени у нас еще довольно много, нам остается ждать… сейчас скажу точно, — подполковник Ильин посмотрел на часы.
Нет, он их сперва долго искал у себя за пазухой полушубка и, наконец, вытащил старинного типа толстые серебряные часы. Приложил к уху…
— Идут! Старушка не подведет, сейчас без пяти двадцать. Впереди, до атаки, три часа… Кто же хочет нам еще рассказать что-нибудь из мира необычайного? О неповторимых людях?
— О любви! – с каким-то тоскующим стоном протянул голос из темного угла.
— У меня есть один рассказ, но он страшный, мучительный, — откликнулся другой голос.
— Только не о войне!
— Рассказ не о войне, но одним краем он все же ее коснется, — сказал Грай-Граевский, высокий, очень худой старший лейтенант. – Вы все, конечно, слышали легенду о «вечном иудее-скитальце». Есть роман французского писателя Евгения Сю, но в русском переводе заглавие его изменено по сравнению с оригиналом. Роман разоблачает деятельность монахов-иезуитов и полон бесконечных приключений. Наши мамаши когда-то им увлекались и читали целые ночи напролет. По-французски этот скиталец называется «блуждающий еврей», по-немецки – «вечный иудей». В русском переводе роман назван «Вечный жид». Это было царское время, когда такое название было модно. А, между тем, имя этого вечного еврея – Агасфер – по латыни звучит Агас-верус, что значит Агас-праведный, справедливый.
Легенды рассказывают, что по Европе бродил старик с очень длинной седой бородой. Его видели в разных странах. Он уверял, что бессмертен, что и хотел бы умереть, но, несмотря на все муки и казни, которым его подвергали католические монахи-инквизиторы, он оставался жив. Одна легенда рассказывает про него, что будто бы он был сапожником в год смерти Иисуса Христа. Когда мимо его мастерской проходил Иисус, изнемогая под тяжестью огромного креста, на котором его должны были распять. И прислонился к стене дома, — Агасфер грубо его оттолкнул, сказав: «Ступай, ступай дальше!».
Иисус взглянул на него и сказал: «В наказание ты отныне будешь скитаться до тех пор, пока я не вернусь».
Католические монахи старались использовать эту легенду как доказательство того, что все евреи – народ жестокий и в наказание за свои грехи они будут скитаться вечно, не находя себе родины, также как скитался Агасфер.
— Был ли в действительности Агасфер, или это выдуманный герой легенды?
— Точные сведения из старинных летописей говорят, что в разные столетия, начиная с ХIII века, видели старика, называвшего себя Агасфером, во Франции, Испании, Голландии. У него была очень длинная, почти до колен борода, и очень вьющиеся волосы, падающие на плечи. Он останавливался возле церквей, в местах скопления народа, давал замечательно мудрые ответы на вопросы , предсказывал будущее и, получив подаяние, тут же раздавал милостыню другим, еще более бедным, чем он, нищим.
— А когда его видели в последний раз?
Грай-Граевский задумался, стал серьезным и тихо сказал:
— Я его видел в этом году. И хочу вам рассказать об этой встрече. Но прежде чем перейти к этому, я сперва расскажу об одном месте, где его помнят и где остались реальные следы его пребывания.
— Заливает! Промычал голос из угла капитана Мартемьянова.
— Спите, неверующий, и не мешайте говорить, — хладнокровно ответил Грай.
— Пожалуйста, продолжайте! – Заметил подполковник Ильин.
— Это произошло в минувшую империалистическую войну. Я был вольноопределяющимся, легкомысленным юношей. Я делал всякие глупости. Хорошее было время! Слишком все мы стали теперь серьезными – с годами.
Мне пришлось с моей воинской частью попасть в Каменец-Подольск, замечательный древний город. Был он под властью и турок, и поляков, и украинцев. Там много замечательных старинных зданий. Сохранился величественный католический костел, мусульманская мечеть и наши православные церкви. Так как я был тогда человеком, как нас называли «вольно-шляющимся», то в свободные часы любил шляться по городу, заходить в древние здания. В одном католическом костеле сторож мне показывал редкости и привел к алтарю. Там на каменистой плите ясно видны два следа ног, точно человек стоял в глине и следы засохли. А это был вытертый след от сотен тысяч людей, постоявших на этом месте. Сторож что-то мне объяснял, покручивая седые свисшие усы. Я понял, что сюда двести лет назад привели очень старого еврея, осужденного инквизицией. Он стоял на этом месте, прожег каменную плиту, и его проклял строгий настоятель костела. Это и был вечно блуждающий еврей. По словам сторожа, старик держался гордо, стукнул посохом и сам пригрозил настоятелю костела:
— Ты меня вспомнишь! Настанут очень тяжелые времена, и польский народ будет рассеян, и польские семьи будут также скитаться по свету, как мы, бедные иудеи, отыскивая себе кров и пищу. А им все станут говорить: «Проходите дальше!».
Тогда настоятель рассвирепел, произнес хулу и проклятья на старого еврея, и тот ушел в неведомую даль, постукивая посохом, и никто не решился задержать его. Но в народе после этого сохранилось поверье, что кто постоит на этой плите, где стоял вечный иудей-скиталец, и прочтет девять раз молитву деве Марии, у того исполнится заветное желание, вернется любимый, и его не коснется крыло смерти. И вот с тех пор на этой плите стояло такое множество желающих исполнения своих заветных мечтаний, что их подошвы выдолбили две ямки, Особенно посещали это место девушки, брошенные изменившими возлюбленными, которые потом, действительно, раскаивались и возвращались.
— Сознайтесь, что и вы тоже постояли на этой плите? – сказал голос из темного угла.
— Признаюсь, что и я это сделал. Но у меня не вышло так, как я хотел. Любимая девушка уехала далеко и ко мне не вернулась. Недавно я получил известие, что она замужем и даже находится сестрой на фронте. Теперь я перейду к рассказу о том, как я встретился с Агасфером.
Грай-Граевский расправил свои широкие плечи, потер руки и надел шерстяные варежки.
— Когда я вспоминаю эту сцену, у меня холодеют руки и ноги, так что я плохо ими владею. Начну с колхоза… Когда началась Великая Отечественная война, я служил бухгалтером в колхозе «Красная дубрава», в Белоруссии, недалеко от границы. Мне нужно было молочное питание. Я заболел, и поэтому, бросив все текущие дела в Москве, решил несколько месяцев поработать на свежем воздухе, среди природы, чтобы укрепить свои силы на несколько лет. Но на мое, и не только на мое, несчастье, началось молниеносное наступление немцев – «блиц-криг». Пока наши красные богатыри отбивали и старались сдерживать немецкие танковые дивизии и моторизованную пехоту, большой парашютный десант опустился в тылу, позади нашего колхоза. Все колхозники из «Красной дубравы» ушли на восток, некоторые, и я в их числе, остались партизанами в белорусских лесах. Я попал к немцам в плен, глупо, неосторожно, как цыпленок в борщ.
— Как кур во щи! – Поправил Мартемьянов из темного угла.
— Это дела не меняет. Меня захватили спящим, когда, измученный, я лежал в забытье, в кустах на окраине болота. Узнав, что я поляк и владею иностранными языками. Фрицы меня не расстреляли, а приставили ко мне слишком любезного молодого человека, который настойчиво пытался меня убедить, что я могу стать очень полезным для немцев. Его уговоры не действовали, меня оставили под особым наблюдением и держали взаперти.
— Странно, что не расстреляли, — заметил голос из угла.
-В ваших словах я вижу попытку меня оскорбить. Я запомню и отвечу вам позже.
— Довольно пререканий!- Сказал подполковник Ильин, — товарищ Грай, прошу продолжать.
— Через несколько дней меня отвели к мрачному рыжему немецкому лейтенанту. В обыкновенной крестьянской избе посреди комнаты стоял грубый стол, покрытый цветной скатертью. Лейтенант в расстегнутом мундире сидел, нагнувшись над папкой с бумагами. Кувшин и три стакана. Большая русская печь жарко натоплена. Хозяйка избы, пожилая, в платочке на голове, сложив руки на вздутом животе, уныло ждала возле двери.
— Прикажете самоварчик раздуть?
— Поставьте! А сами уходите! – Лейтенант довольно свободно говорил по-русски.
Хозяйка ушла.
«Контрразведка»,- решил я.
Потом лейтенант предложил и мне выпить стакан водки, налив из кувшина. Я отказался, продолжая стоять навытяжку перед столом. От темных окон мне чудилось холодное веяние близкой могилы. От нахмуренного лица лейтенанта – еще больше.
Молодой, с веснушчатым лицом, щеки и толстая шея иногда багровеют. Он снял фуражку и бросил ее на широкую крестьянскую кровать, покрытую иностранным клетчатым пледом.

IMG_5579 IMG_5580 IMG_5581

 

Лейтенант перелистал бумаги:

— Так вы не хотите помочь нам? Напрасно! Ваша жизнь, довольно еще молодая, сегодня из-за вашего упрямства закончится. Вы ничем не рискуете. Выиграть вы можете много. Россию мы решили окончательно ликвидировать как государство. Стараясь оказать нам помощь, вы будете у нас на хорошем счету, а в дальнейшем вам предстоит выгодное назначение по управлению покоренными провинциями. Лучше без колебаний, соглашайтесь!
Я еще раз отказался, ссылаясь на свою тяжелую болезнь.
— Ввиду вашего отказа вам грозит расстрел.
Холодный ветер скользнул у меня по спине. Волосы на голове зашевелились.
В это время дверь со скрипом распахнулась, и в избу вошел немецкий солдат в темно-зеленой шинели. За ним шагнул старик, за ним – второй солдат.
«Два часовых? Арестованный не простой человек»,- подумал я.
— Можете идти! – сказал лейтенант. Конвоиры, стуча сапогами и прикладами ружей, вышли.
Меня поразил общий вид и особенно лицо приведенного старика. Что-то необычайное, неповторимое было в этом лице. Если бы я мог рисовать, я бы таким нарисовал сверхчеловека.
Это был глубокий старик с резко выраженными семитскими чертами. Лицо темное, коричневое, суровое, какие встречаются на древних византийских иконах. Над головой копной вздымался пух серебристых вьющихся волос, которые шевелились при каждом движении старика. Черные глаза, воспаленные, кругом опухшие, горящие глубокой мыслью, впивались в собеседника, проникая в душу.
Борода его была несоразмерно длинна. Седая, кое-где с темными полосами, она висела клочьями, точно кто-то вырвал из нее половину. На темном, как древесная кора, изможденном лице седые волосы казались особенно белыми.
Шаровары его были матросского покроя, книзу более широкие, с пояса спускалась черная с красными полосками женская юбка до колен, а на плечах – выцветший просторный плащ.
Костлявыми пальцами старик держал высокий посох, наверху загнутый как у пастухов.
«Библейский пророк», — невольно возникло сравнение.
— Подойди ближе. Как твое имя? – Сухо сказал лейтенант.
Старик приблизился к столу. Желтый свет керосиновой лампы сбоку упал на высокий лоб. Это не был спокойный лоб мыслителя с ровными поперечными складками. Нет. Глубокая морщина сверху вниз прорезывала лоб старика фантастическими зигзагами, как путь молнии. Точно странная мысль взбудоражила его, наполнив ужасом, провела резкий след на его лбу, и он остался навсегда потрясенным , в вечном хаосе мыслей, взволнованного чувства и смятения…
— Я спрашиваю, как твое имя?- Более резко спросил офицер.
— Мое имя Агасферус Буттадеус… я из рода Нафтали.
Офицер записал в большую тетрадь и недоверчиво вскинул глаза. Вынул из футляра золотые очки, нацепил их на багровый нос и еще более внимательно стал всматриваться в старика.
— Откуда ты родом?
— Я скал уже: из рода Нафтали. Мой род рассеян по всему великому миру.
— Где же ты жил в последнее время?
— В концлагере для военнопленных близ Минска.
— Где ты научился русскому языку?
— Раньше, шестьдесят лет назад, я жил в России.
— Где, в каком месте?
— В «черте еврейской оседлости» — в Борисове, Гомеле, Вильне, Ковне, Москвитишках…
— Хватит! А в Иерусалиме был?
— Нет. Не пришло еще назначенное мне МОЕ время…
— Когда же придет, как ты говоришь, ТВОЕ время?
— Об этом знает только великий Адонай, да будет его имя прославлено! И только ему я дам ответ.
— Кроме России, был ли ты еще где-нибудь?
— Я был в Тибете, Иране, Аравии, Египте, Индии…
— Хватит! Довольно врать! Хочешь ли ты стать свободным? Хочешь ли ты пройти снова через Россию на восток – в Монголию, Тибет, Китай? И дальше, куда захочешь?
— Нет! Не хочу!
— Почему? – Удивился лейтенант.
Лицо старика исказилось мучительной страшной гримасой. Он вскинул голову и отвернулся. Послышались дикие, клокочущие звуки, как стон верблюда. Старик замолк, отер глаза широким рукавом. И снова он стоял пере лейтенантом, загадочный, впиваясь в него горячим взором.
— Я прошу мне разрешить остаться здесь!
— Где здесь? Со мною, в этой комнате?
— Избави Бог! Большего наказания не придумать! Я хочу остаться вместе с моими избиваемыми соотечественниками в Германии.
Лейтенант сложил ладони и заговорил, стараясь казаться ласковым:
— Значит, тебе хочется остаться у нас, в великой Германии.
— Да, в этой ужасной стране, которая себя называет великой Германией.
— Разве, она не великая? Не шути, старик!
— Что может испугать меня? Я вижу вперед на пять, на десять, на много лет, и знаю все, что случится с Германией, с германским народом…
Лейтенант задумчиво забарабанил пальцами по столу. Постучал карандашом о стакан. Вошел солдат-ординарец.
— Придвинь скамейку к столу. Усади на него упрямого старика.
Ординарец придвинул старую потрескавшуюся скамью с растопыренными ножками и показал старику рукой, чтобы тот уселся. Потрепал его по плечу. Старик зашипел. Резко отвернувшись.
— Не хочет, господин лейтенант! – Сказал солдат и, подождав несколько мгновений, видя, что лейтенант задумчиво смотрит в сторону, тихо на цыпочках вышел из избы.
— Скажи мне, старик, знаешь ли ты, кто был Агасфер? Слышал ли ты о том, что он раньше ходил по свету, что его встречали в разных столетиях в разных странах – и у нас в Германии, и в Бельгии, и в Голландии, и во Франции, и в Испании?
— Знаю, это рассказывали про меня. Агасфер – это я!

 

IMG_5582 IMG_5583

 

IMG_5584 IMG_5585
Лейтенант презрительно засмеялся.
— Вот шутник! Вот Враль! Сколько же тебе лет? Ну, восемьдесят, ну, девяносто, ну, девяносто пять… Сколько?
— Много! Много столетий! Я не могу ни вспомнить, ни сосчитать… Мне столько же лет, сколько лет несчастному еврейскому народу.
— Ты бредишь! Или ты сумасшедший маньяк, самозванец! Ведь ты же знаешь, что человек не может прожить более ста лет. Ты хочешь издеваться надо мной. Ответь мне честно: сколько лет может прожить человек?
Старик заговорил спокойно, убежденным голосом, слегка наклоняясь к лейтенанту. Глядя прямо ему в глаза:
— Человек может жить и живет в новом теле – вечно!.. Умирает навсегда только злодей, убийца детей, грудных младенцев, слабых женщин и стариков, опозоривший свое достоинство и свою честь как разумного, богоподобного человека… И я живу много столетий…
Лейтенант откинулся назад и смотрел на старика, точно обдумывая и взвешивая его слова. А старик продолжал:
— И я живу много столетий. Я родился давно. Я многое забыл, но я помню мою мать, качавшую меня на руках… Кругом расстилалась песчаная равнина. Кое-где поднимались отлогие холмы, покрытые чахлым, искривленным кустарником… Рядом находился задымленный шатер из полосатых шерстяных кусков материи, растянутой на кольях… Я слышу и сейчас перезвон колокольчиков, невдалеке пасутся два ослика… Маленький ягненок жалобно блеет, привязанный к колу черной волосяной веревкой… Вот самое первое, самое древнее что я помню. А когда это было? Может быть тысяча, а может быть три тысячи лет назад.
Лейтенант сидел удивленный, подняв белобрысые брови и полуоткрыв рот.
Старик говорил так искренне и убежденно, что невольно перед глазами вырисовывались и задымленный черный шатер, и блеющий ягненок , и песчаные холмы с чахлыми кустиками…
— И ты до сих пор живешь и ни разу не умирал? – Холодно спросил лейтенант зловещим голосом.
— Я этого не говорил… Я умирал много раз. Умирал я в тихой радости, видя вокруг меня красивых, цветущих внуков, и умирал в больших страданиях: и на реках Вавилонских, и под стенами Иерусалима, и среди гладиаторов на песчаной аллее римского цирка Колизея…
— Ну, ври дальше, «вечный бродяга»!
— Душа человека, его умственный гений – вечны и бессмертны… И поэтому я снова рождался в детском плаче , на руках доброй матери… И я помню запах ее теплого тела, ее мягкой одежды… Я ощущаю и сейчас вкус ее сладостного молока… И ребенком я был счастлив… А потом меня снова мучили, избивали, ранили, и я лежал, истерзанный, истекающий кровью, лежал на спине, видя над собой синее спокойное небо, но я тогда не мог встать. Никто не подходил ко мне, только черные птицы с криками летали вокруг меня и опускались на раскаленный песок, раскрыв желтые клювы, ожидая моей смерти.
— Если ты, действительно Агасфер, как утверждаешь, то, значит, видел Иисуса Христа? Легенды рассказывают, что ты ударил Иисуса в спину, и он за это тебя проклял и предсказал, что ты будешь ходить по свету вечно, до его возвращения в виде Мессии.
— Все это выдумано нашими врагами, чтобы доказать, как все евреи грешны. А я никогда не видел Иисуса и не знаю даже, был ли он в действительности когда-нибудь, или же все про него выдумано сказочниками. Может быть, и верно, что был такой пророк из Назарета, но я его не видел и рукою не касался.
Лейтенант сделался мрачным:
— Значит, как ты уверяешь, за эти девятнадцать веков нашей эры ты несколько раз рождался, несколько раз умирал, и тебе от роду 19 столетий?
— И этого тоже я никогда не говорил… мне гораздо больше лет, чем вы думаете… Мне столько же лет, сколько несчастному еврейскому народу… И если вы, злобные, бессердечные, проклятые немцы меня замучаете и растерзаете, то я все же оживу и вырасту мстителем за наших поруганных и истерзанных жен и дочерей. За наших невинных, задушенных вами детей!..
— Молчать! – Заревел лейтенант, ударив кулаком по столу так, что керосиновая лампа закачалась. – Ты, сумасшедший, дерзкий старик, позволяешь себе слишком много болтать своим длинным семитическим языком!
Офицер вскочил. Его руки тряслись. Он хотел что-то сказать в бешеном гневе, но, заикаясь, не мог произнести ни слова.
Агасфер стоял напротив него, вцепившись костлявыми руками в посох и пристальным взглядом впивался в одного из мучителей своего народа. Пламя лампы отражалось двумя огоньками в его черных глазах, и они светились в темных впадинах, как раскаленные угли. Извилистые шрамы на его лбу побелели, точно нарисованная мелом загадочная восточная надпись, а лейтенант, задыхаясь, выпаливал бешеные слова:
— По… по… погоди у меня! Я… я… я… привяжу тебя к столбу! Я… закутаю тебя в солому… и сожгу живым факелом, как твоих предков сжигали в Риме Веспасиан и Нерон…
— А старик медленно, с холодной ненавистью:
— Я умру с радостью! А вам, немцам, я предскажу, что случится с вами дальше… Во всем мире воцарится правда, высокая, вечная правда… Восторжествует добро, жалость и забота о слабых… Честность и гуманизм разольются по всей вселенной, как утренний свет при восходе солнца… Евреи вернутся на свою родину и заново отстроят разрушенные и сожженные свои жилища…
— Все ты врешь, проклятый старик! – Лейтенант побагровел от гнева и задыхался, беспомощно разводя руками. – Этого не будет никогда.
Старик продолжал с той же неотразимой силой, точно гипнотизируя немецкого офицера, и бросая жесткие слова:
— А вы, немцы, весь немецкий народ, — будете скитаться жалкими изгнанниками по всему свету, и дети разных стран будут со страхом и отвращением указывать на вас пальцами: «Вот эти убивали маленьких детей и резали грудных младенцев!». Вы будете искать хлеба, крова и новой для себя родины… И вы ее не найдете!.. На бывшей германской земле будут жить граждане всего мира, без различия национальностей, а ваш кровавый берлин обратится в развалины, и путешественники будут приезжать смотреть на них, как до сих пор смотрели знаменитые развалины Помпеи и Карфагена…
Лейтенант – красный, с вытаращенными глазами – упал на стул, хрипел и старался разорвать воротник рубашки.
— Я и вам предскажу ваше будущее, господин офицер. Вы скоро закончите вашу бесславную жизнь на навозных вилах, на которые вас подденет простая русская баба…
——————————————
Подполковник Ильин прервал говорившего:
— Постойте, уважаемый товарищ Грай! Мои часы остановились. Старушка подвела. Как бы нам не опоздать? Кто скажет, сколько сейчас времени?
— До начала атаки осталось ровно полчаса, — сказал кто-то, — я бы хотел только узнать, в каком селении происходила ваша удивительная встреча с Агасфером?
— Эта беседа, в которой я не выдумал ни одного слова, происходила в этой деревне против нас, откуда мне удалось бежать и, которую мы сейчас будем брать штурмом.
— Товарищи, готовы ли вы? – сказал подполковник Ильин. – Нам пора выходить и занять назначенное каждому место.
Все встали, оправили пояса, разобрали винтовки и по очереди проходили в низенькую дощатую дверь, в темную ночь.
——————————————
Ночная атака прошла отлично. Самонадеянные немцы ее не ожидали. Без шума, снимая кинжалами и штыками полузамерзших часовых, бойцы подошли вплотную к затихшему селению и в бешеном натиске ворвались в избы, где спали ничего не ожидавшие фашистские бандиты.
Враг бежал в панике. Многие выскакивали в одном белье.
Когда рассвело, на главной улице, прорезавшей все селение, были обнаружены два столба. На них были привязаны два обгорелых тела, обернутые соломой, засыпанные снегом. Бойцы бережно сняли оба трупа, чтобы предать достойному погребению.
Один из замученных немцами оказался старик, с резкими еврейскими чертами лица, с рубцами на лбу, напоминающими древние еврейские буквы. Другое тело, с множеством шрамов, ссадин и кровоподтеков, принадлежало молодой женщине.
Оставшиеся в живых жители селения передавали, что старик был еврейский праведник, который не хотел покориться немцам и в лицо их ругал, а молодая женщина была партизанкой, и она на допросе не сказала немцам ни одного слова, хотя они ее зверски истязали.
В этой ночной атаке были уничтожены более двухсот фашистских извергов. С нашей стороны было несколько раненых и четверо убитых.
Грай-Граевский был ранен пулей в грудь навылет и отправлен в тыл, в госпиталь.
Мартемьянов остался жив и невредим и, помогая укладывать Грая в автомобиль, повторил свою любимую фразу: «Все – судьба!». Он добавил:
— Я очень прошу меня простить за мои дерзости, — я не разгадал вас. Но зато я могу вам предсказать, что лечить вас будет, наверное, та сестра, о которой вы мечтали, стоя на плите Агасфера в Каменец-Подольске… Все – судьба!.

IMG_5586 IMG_5587 IMG_5588

 

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *