Василий Ян. Бухарская трагедия

Кто привык побеждать? Есть возможность  стать первым! Нижеследующий рассказ-легенда одного из крупнейших писателей России ХХ века Василия Григорьевича Яна (Янчевецкого) публикуется впервые. Впрочем, как и все его рассказы опубликованные на нашем сайте (см. здесь).

В.Ян

БУХАРСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Это было в эпоху расцвета романтики, «Героя нашего времени», «Фаталиста» и убийства Лермонтова. Сказочный Восток был тогда окутан покрывалом романтики…IMG_5524 IMG_5525
Два англичанина. Два друга… Полковнику Стоттдарту – 36 лет, лейтенанту Конноли – 35. Но Конноли уже знаменит своими записками путешественника: он проехал через огромную, засыпанную снегом, закованную в могущественные рамки мороза царскую Россию, через сказочный Кавказ, через страну шелка и роз – Иран, через суровый таинственный Афганистан и оставил о своей поездке увлекательные записки.
Полковник Стоттдарт был послан премьер-министром королевы Виктории, знаменитым лордом Пальмерстоном, с особой миссией в непримиримую к иностранцам, недоступную Бухару, чтобы убедить мрачного самодура-деспота эмира Наср-Уллу в величии Великобритании, в ее дружеских чувствах, завязать дипломатические и торговые отношения. Были у него и другие поручения, о которых он говорил только с глазу на глаз с эмиром, в присутствии лишь его военного министра Наиб-Абду-Саммад-хана, «защитника трона и меча спокойствия государства».
Но эмир подозрителен и недоверчив: сегодня он ласков, угощает сластями, дарит свертки шелка, а через несколько дней в гневе требует доказательств, что Стоттдарт не самозванец: почему его верительная грамота подписана каким-то Пальмерстоном, а не самой шахиней, королевой Викторией-ханум?
Лейтенант Артур Конноли торопится примчаться в Бухару, где его друг уже три года томится, не получая от эмира ни одного твердого обещания и определенного ответа. Конноли везет собственноручное письмо лорда Пальмерстона к эмиру Наср-Улле Багадур-хану Мелик-эль-Мухменину, «истолкователю всей мудрости законов, потомку ослепительного великого Кагана, средоточию учености, порядка и славы, рассыпателю благополучия и счастья верноподданных» — «да сохранит его всемогущий аллах на престоле владычества и благоденствия и да сбережет его от всяких бурь и напастей».
Лейтенант Конноли торопится. У него открытое веселое лицо, беспечная чарующая улыбка, белокурые вьющиеся волосы, голубые глаза. Он прибыл на быстроходном фрегате в Индию. Несколько кровных английских скакунов были в его распоряжении. Двенадцать рослых индусов, чернобородых, в синих чалмах, с ятаганами у пояса, и пятьдесят афганских головорезов с прямыми мечами-кончарами, составляли надежный конвой.
Конноли не терял времени и успел сделать многое: проехал через Афганистан, в Кабуле беседовал с двуличным эмиром афганским, в Герате записал песни и мелодии горцев и бродячих заклинателей змей. Заехал в Коканд к независимому хану Мухаммед-Али, подарил ему усовершенствованный английский карабин и самозарядный револьвер, получив в ответ древний перстень с геммой, изображавшей голову Искендера-Зулькарнайна Великого, с завитым бараньим рогом.
Конноли полон радужных надежд. С дороги он писал свои путевые заметки друзьям в Лондон и девушке с бархатными глазами, присоединив ей посвященный сонет в старом английском стиле. Он вспоминал их последнюю беседу у пылающего камина и описывал окутанные облаками Седые горы Афганистана, рев тигра, отдающийся многократным эхо в мрачных скалах… В моем же сердце многократным эхо повторяется ваша грустная песенка с ласковым рефреном: «Вернись, мой милый!»… Он думал: «ее нежные руки перебирают мелодичные струны арфы, а еще более нежная грудь поднимается, когда она вспоминает едущего на коне опасной дорогой далекого верного друга…»
В Бухаре лейтенант Конноли нашел полковника Стоттдарта обеспокоенным и мрачным:
— Эмира понять нельзя. Он недоверчив, он не исполняет своих обещаний, он часами выпытывает и только задает вопросы: «где водятся носороги? Может ли слон один везти пушку? Кто сильнее: Россия или Англия? Почему англичане до сих пор не приняли ислама?» и прочий вздор… Его поведение, его обещания часто оскорбительны и только высокая миссия, на меня возложенная, заставляет терпеть его грубости, прикрытые пышными, но лживыми восточными фразами… Вы знаете, мой дорогой Артур, что я обожаю Восток, его сказочную жизнь, его многовековую мудрость; меня настолько потрясает «благородный свиток» — Коран, продиктованный  загадочным вождем невежественных арабских племен, Магометом, что я нашел достойных, насыщенных богословской мудростью муфтиев и ученых имамов, которые меня обратили в мусульманство… — положим, я тогда был совершенно пьян!… Но даже это не подействовало на толстокожего эмира, — он стал ко мне еще более недоверчив, считая, что, как «тень Аллаха на земле», он уже имеет право по своей прихоти распоряжаться новым мусульманином…
— Мой дорогой Чарльз, — ответил Конноли. – Никакое мусульманство не вытравит из вас изысканной культуры европейца. Мы скоро покончим с возложенной на вас миссией и вернемся в Европу. Я привез вам несколько бутылок виски и рома, — они скрасят нашу жизнь и дадут нам иллюзию радости. Есть ли тут кто-либо из европейцев?

IMG_5526

IMG_5527 IMG_5528

Стоттдарт развел руками:

— Не знаю, можно ли назвать европейцами этих моих новых знакомых, всегда затянутых в мундиры. Это русская военная миссия полковника Бутенева, прибывшая якобы для отыскания мифического золота в бухарских горах. В ней несколько русских офицеров, немецкий собиратель жуков и бабочек Леман и культурный, весьма образованный ученый Ханыков. Не знаю, в чем главная цель миссии, но думаю, что при тенденции России раздвигать свои границы на восток, в сторону Азии, — полковник Бутенев больше заинтересован выяснением военных сил эмира и военной, удобной дорогой из Оренбурга в Бухару, чем собранием бабочек и поисками золота. Во всяком случае наши русские друзья очень любезны, обедают за столом, накрытом скатертью и вытирают губы салфетками. У них хорошее кавказское вино, и кое-какие свежие новости из газет они получают через специальных курьеров из Оренбурга.
Стоттдарт и Конноли скоро сблизились с русской миссией, где часто проводили вечера. Оба англичанина жили в доме «реорганизатора эмирских войск» и военного министра Наиб-Абду-Саммад-хана, который следил за каждым их шагом, донося эмиру.
Владыка Бухары продолжал приглашать к себе обоих англичан во дворец и мучить их обстоятельными, допросами, которые постепенно приобретали все более зловещий характер.
— Я не хочу видеть в моей священной стране никаких ференги! Все они язычники-кяфиры, а Магомет, — да почтит Аллах его лик  и да приветствует! – ясно нас учит, что мы должны делать с кяфирами…
Оба англичанина, чувствуя явно враждебное отношение эмира, обратились к нему с просьбой разрешить им выехать обратно в Англию.
Эмир приказал своему великому визирю написать торжественное послание к английской королеве с указанием, что оба офицера свободно отпускаются на свою родину.
Такая бумага была лично вручена полковнику Стоттдарту.
Однако, в ту же ночь дом, занимаемый англичанами, был окружен отрядом телохранителей эмира, вооруженных алебардами, и начальник отряда предложил обоим офицерам следовать за ним во дворец, по срочному вызову эмира. Когда Стоттдарт и Конноли вышли из дому, бухарские солдаты на них набросились, связали и поволокли в тюрьму. Там с них содрали всю одежду и кинули им лохмотья каких-то казненных преступников, покрытые паразитами. И полковник Стоттдарт и лейтенант Конноли оказались под открытым небом, в грязной, сырой яме «зендане», глубиной в несколько метров, куда их спустили на веревках. Все вещи, принадлежавшие англичанам, были конфискованы по приказанию эмира.
Узнав о таком нарушении неприкосновенности дипломатических представителей, начальник русской миссии Бутенев немедленно явился к эмиру и заявил самый энергичный протест по поводу того, что подданные дружественной Великобритании, офицеры, имевшие высокие полномочия, подверглись недопустимому аресту и оскорбительному обращению со стороны эмирских властей.
— А почему этот светловолосый инглиз, — ответил эмир, — подарил ружье и алтатар моему врагу, хану Кокандскому? Значит, инглизы хотят моей смерти? Этого я им не прощу.
Бутенев горячо возражал, доказывая, что на востоке всегда любителям охоты дарят оружие, и нельзя за это считать врагами мирных дипломатов.
После долгих споров эмир обещал, наконец, освободить обоих англичан.
К сожалению, Бутенев со всем составом русской миссии через два дня выехал обратно в Россию, а категорические обещания эмира выполнены не были.
Шесть месяцев оба друга провели в «зендане», испытывая ужасные лишения, страдая от холода, снега и дождя. В этой страшной варварской тюрьме искусственно разводились «верблюжьи клещи», которые, раздуваясь от высосанной крови, становились величиной в грецкий орех.
Палачи несколько раз вытаскивали обоих офицеров на поверхность, чтобы подвергнуть жестокой пытке железом и огнем, а потом снова сбрасывали вниз, в яму.
У англичан оказались таинственные друзья: несмотря не то, что подходить к «зендану» строго воспрещалось и каралось, — по ночам две закутанные женские фигуры приходили и спускали на веревке пищу, а однажды спустили книгу стихов Саади ширазского. Стража не трогала их, потому что одна из таинственных благотворительниц была дочь великого визиря, Сакинэ.
17 июня 1842 года, в Бухаре, «в священном центре просвещения вселенной», со стен дворца эмира глашатаи объявили населению, что в полдень, на главной площади будут казнены преступные злоумышленники, враги эмира и губители бухарского государства.
Вся площадь и крыши окружающих домов были полны народа. На деревянном помосте стоял палач с огромным топором и несколько его помощников с алебардами. Около помоста была вырыта яма. Эмир и его свита смотрели на казнь с особого балкончика, устроенного в стене Арка.
Оба англичанина, босые, в отрепьях, с ржавыми цепями на ногах, были приведены на помост… Особенно страшный вид имел полковник Стоттдарт, превратившийся в живой скелет. Возле помоста стоял военный министр Наиб-Абду-Саммад-хан, чтобы смотреть за точным выполнением приговора святейшего эмира.
Оба англичанина держались мужественно, обменивались замечаниями. Когда полковнику Стоттдарту палач предложил выступить вперед, он пожал руку Конноли.
— Мы с тобой путешествовали немало. Теперь отправимся в последний путь, к далеким алмазным звездам, откуда едва ли вернемся…
Конноли дружески потрепал по плечу Стоттдарта:
— Прощай, дорогой Чарльз! Ты отдал свою жизнь Востоку, ты его любил, но вот во что обращается Восток, когда он оказывается в руках злобного деспота!
Два помощника палача схватили Стоттдарта за руки и хотели нагнуть его над корзиной. Стоттдарт с силой оттолкнул их и, сцепив руки за спиной, нагнулся.
Палач, засучив рукава халата выше локтя, одним ударом остро отточенного топора отсек голову доблестного офицера британской армии.
Лейтенант Конноли стоял спокойно, расставив босые ноги, ожидая своей очереди. К нему обратился министр Наиб-Абду-Саммад-хан:
— Светлейший эмир приказал передать вам, что если вы согласитесь принять мусульманскую веру, то вам даруют жизнь.
Конноли ответил:
— Напрасно вы это говорите. Полковник Стоттдарт уже принял ислам, и сделался мусульманином, а все-таки отрубили его благородную голову. Я как был христианином, так им и останусь… Я предпочитаю умереть!
И он мужественно подошел к корзине.
— Руби голову проклятому кяфиру! – закричал военный министр, — и этот крик подхватили дервиши в высоких войлочных колпаках и фанатичные имамы и улемы, теснившиеся возле помоста.
Трупы обоих английских офицеров были сброшены в выкопанную возле помоста яму и засыпаны землей, а головы их, воткнутые на копья над Арком, долгое время привлекали внимание населения. Священные имамы, указывая на них, говорили толпе о могуществе эмира Наср-Уллы, который не боится самых сильных правителей мира и жестоко наказывает безбожных злодеев, устраивающих заговоры против его жизни. Но в народе за эмиром Наср-Уллой сохранилась кличка «Хассаб» — мясник.

IMG_5529 IMG_5530

******************************

Бухарская трагедия на этом не кончилась. Через три года, в Лондоне, к сестре лейтенанта Артура Конноли однажды вечером явился таинственный незнакомец. Он отрекомендовался приехавшим из России другом, но не захотел называть своего имени. Он передал ей… дневник ее брата, им написанный на полях книжечки стихов Саади Ширазского, который лейтенант вел с большими затруднениями, находясь в сыром, гнусном «зендане», где ему, как и его другу приходилось тратить все время на борьбу с клещами, впивавшимися в тело…
У сестры лейтенанта Конноли «таинственный гость из России» застал красивую бледную девушку с бархатными глазами. Она для гостя сыграла на арфе несколько любимых шотландских песен их погибшего друга.
На полях книги Саади она нашла сонет, ей посвященный, написанный в ужасной бухарской тюрьме. Вот это стихотворение:

«Я прилечу к тебе незримой, легкой тенью,
Мечтою разорву оковы всех владык.
Бродя в своем саду, под свежею сиренью,
Услышишь ли хоть ты души предсмертный крик?..

Итак, наутро казнь… Я в жизни сделал много, —
Хоть умереть судьба не на закате дней!…
Бездонной пропастью оборвана дорога,
Но мысль летит к тебе и родине моей.

Я вижу профиль твой, когда по струнам арфы
Скользит твоя рука, и в легких складках шарфа
Чуть-чуть волнуется при каждом вздохе грудь…

Любимая моя! Мы встретимся с тобою, —
Пускай в иных мирах, пускай иной порою, —
Я верю! Но и ты и верь, и не забудь!»

Несмотря на настойчивые просьбы, таинственный друг не дал никаких дальнейших разъяснений и удалился.
Впоследствии в Бухару проник с большими трудностями английский миссионер, доктор Иосиф Вольф, специально для расследования причин и обстоятельств, при которых погибли два англичанина, однако ничего существенного и важного ему узнать не удалось.
Приходил в Бухару также известный венгерский ученый Вамбери, переодетый бродячим нищим дервишем. Он написал замечательную книгу о своем путешествии и собрал ценные сведения о Бухаре и вообще о Средней Азии того времени. Он же описал казнь обоих англичан, оставшуюся неотомщенной, являясь примером ненужной, тупой жестокости восточных самодуров-деспотов.

*****************************

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *