От сайта НА: Не так давно мы закончили печатать ранее неизвестные рассказы писателя Василия Яна. Сегодня выкладываем рассказ другого крупного писателя Лидии Григорьевны Бать (о ней ниже). Рассказ также нигде не печатался и появляется «на публике» впервые. История появления его в архиве отца Натальи Алексеевны та же, что и рассказов Яна — их прислала жена писателя Лидия Владимировна Янчевецкая. Рассказ написан в 1942 году в Ташкенте, где Ян и Бать находились в эвакуации. Рассказ посвящен В.Г. Яну, что выглядит вполне логично, т.к в нем передается еще одна восточная история, которую Василий Григорьевич поведал своим знакомым одним ташкентским вечером.
Лидия Бать
ИЗ ЦИКЛА «ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЮБВИ»
Ташкентским вечером
Посвящается В. Яну
Как память былого счастья
Фиалки нам аромат
/Навои/
Над Ташкентом повисла белая полная луна, похожая на лицо красавицы, воспетой в газелях Гафиза. На перекрестке двух тихих улиц, под сенью развесистого карагача, на берегу арыка, журчащего слаще трели соловьиной, расположился своеобразный ресторанчик: будка колхозной артели, за нею два хромых стола, сидениями служат бочки, ящики и один заблудившейся стул. Подается: молодое кислое вино, очаровательно пахнущее миндалем, недозрелые кислые яблоки и перезрелые помидоры, хлеб по случаю военного времени приносится свой. Из подполы продается водка. Она же и является главной приманкой ресторанчика.
В этот вечер, за одним из столов, расположилась компания эвакуированных из Москвы интеллигентов, артистов, писателей; были среди них и узбеки. Говорили, как водится, главным образом, о войне. Эти люди, по разным причинам, находящиеся в глубоком тылу, одинаково чувствовали из-за этого свою ущербность. Считалось, что все они выполняют важную работу, но каждый из них помнил, что эта же луна освещает кровавое поле боя.
И все же вечер был слишком прекрасным, чтобы не видеть его красоты. Как это иногда бывает, замолчали все сразу, и одна из женщин, сидевших за столом, обратилась к человеку с седой головой и молодыми глазами:
— Вот вы хорошо знаете эти края. Вы много раз жили в Средней Азии, путешествовали по ней. В ваших романах дышит ее история, встают живые образы людей. А вы…в вашей личной, не только творческой жизни, оставила ли она какой-нибудь след? Сегодня луна и несмотря ни на что, хочется говорить о любви.
Здесь и далее авторская распечатка рассказа (с поправками). В конце автограф писательницы.
По традиции всех новел мира, писатель отпил глоток вина, потом медленно раскурил трубку, и в сизом дымке, таявшем в лунном сиянии, встал прекрасный образ Дур-Салтан.
— Это было…Да, позвольте, это было сорок лет назад. Я был тогда чиновником царской службы, в городе Ашхабаде. Город песка – в переводе на русский. Крагом него пустыня. Суровый, жестокий климат. Я был молод тогда…
-Моложе чем теперь, — улыбаясь, спросила женщина, глядя в ясные голубые глаза писателя, зажегшиеся от воспоминаний.
Он помолчал.
— Да! Продолжал он в раздумье. Сорок лет назад. Я выбрал Среднюю Азию местом службы по собственной воле. Меня манила ее неизведанность, ее краски, загадочные люди. Я был независим, сердце мое было свободно – все условия для человека ищущего приключений. Я имел превосходного коня, — высокий, серый в яблоках « туркмен», крепкий и быстрый. Сколько раз он выносил меня из зыбких песков Кара – Кумов, когда перекачивавшие под ветром барханы, запутывали дорогу. И был у меня джигит, совсем еще мальчик. Каркар, ласковым обращением ч купил его преданность навсегда. Веселый, ловкий, он угадывал мои желания. Зная прекрасно всю местность вокруг, он был незаменимым спутником.
Вдруг я заметил, что Каркар грустит: его круглое лицо осунулось и печальными стали живые, черные глаза. Боясь неловким вопросом задеть его, я ничего не спрашивал и, наконец, он заговорил сам. Это было как-то после его отлучки в праздничный день, когда он обычно навещал своих. Он пришел оттуда уже не просто печальный: его лицо выражало страх и отчаянье.
— Господин! – простонал он. Он присел на корточки перед кошмой, на которой я лежал, покуривая трубку, и вот, что он рассказал. У него была сестра. Родители, бедняки – крестьяне продали ее, пятнадцатилетнюю, первому человеку, который посватался к ней. Это был грязный, суровый старик. Он заставлял е непосильно работать, держал впроголодь, она все терпела. Но когда он ударил ее, она осмелилась крикнуть проклятье мужу в лицо. В пылу ярости он выкрикнул слово «Таллак». И в этом слове она нашла свое спасение. Этим словом он давал ей развод; достаточно произнести его, чтобы женщину можно было выбросить, как собаку из дома. Она охотно ушла сама. Убежала к родителям, которые пожалели дочь и , как им не было трудно, дали ей приют. А муж, через несколько дней спохватился: он потерял красивую работящую жену. Он потребовал ее обратно. Ссылаясь на закон, родители не отдали дочь. Тогда упрямый муж вызвал суд старейших. Решение этого суда обязательно было для каждого мусульманина. Муж имел преимущество перед отцом. Так произошло и на этот раз. Но молодая туркменка отважилась сама бороться за себя. Как только вынесли решение суда, по которому она должна была возвратиться к мужу, она бежала. Вот уже неделя, как она скрывается у разных родственников. Но, нарушающий постановление суда старейших, подвергается страшной каре, и вряд ли удастся спасти женщину, которую в наказание за бегство, после суда, муж получает право даже убить.
Каркар весь дрожал, рассказывая эту историю. Он любил сестру и готов был собственной жизнью пожертвовать за нее. Я был молод. И отзывчив.
«Приведи ее сюда, — « сказал я, не задумавшись. В глуби не души я сознавал, что совершаю неосмотрительный дерзкий поступок: власти не погладят меня по головке, если станет известным, что женщина у меня, и создастся лишний повод для разжигания национальной вражды. Но раздумывать,не было времени. Я спасал человека.
На следующий день, в сумерки, ко мне в комнату неслышной походкой вошел молодой джигит и поклонился мне до земли. Он чрезвычайно похож был на моего Каркара, только тоньше и изящнее. «Кто ты?» – воскликнул я, изумленный, забыв в этот момент о своем безрассудном предложении. «Я — Дур – Солтан! – ответил певучий женский голос. Дур – Солтан — значит «Остановись, царица». И действительно, при виде этой гибкой красоты хотелось крикнуть: «остановись! Остановись, чтобы можно было любоваться тобой без конца! Остановись, чтобы не исчезнуть, остановись!»
Я давал приют человеку, которого хотел спасти от смерти, и я полюбил первой настоящей любовью женщину. И она полюбила меня. Как писали в старых романах, это была испепеляющая страсть. Мои глаза стали совсем прозрачными от бессонных ночей. Днем я ходил как в тумане. Являлся на службу, разговаривал, но отсутствовал всем своим видом настолько, что однажды, мой товарищ по службе, скептик и умница, спросил меня, не переселился ли я в Эдем. Очевидно, до него доползли какие-то слухи.
Дома я заставал Дур – Солтан неизменно веселой и нежной. Она сменила костюм джигита на красивое женское платье. Угадав ее любовь к побрякушкам, я накупил их ей множество. Туркменки любят и умеют себя украшать. Браслеты звенели на ее тонких запястьях, кольца сверкали на пальцах, на шее висело сложное сплетенное ожерелье из многих мелких монет и бляшек. Огромные серьги спускались вдоль щек; жемчуг и бирюза – любимые камни Дур – Солтан были вделаны в сложный рисунок подвесок на ее высоком тюрбане.
Я заставал Дур – Солтан всегда за каким-нибудь делом: то она вышивала, — моя небольшая квартирка в короткий срок оказалась убранной множеством новых ковриков и подушек, — то готовила плов и, кормя меня им, требовала, чтобы я облизывал ее пальцы. Я это делал охотно. Вероятно, я ни разу не задумался над тем, могу ли я представить себя живущим с Дур – Солтан всегда, увидеть ее в Москве, в моей обычной среде, с моими родными и знакомыми. Обо всем этом я подумал потом, когда потерял ее. Тогда я, пожалуй, действительно жил в Эдеме.
Приходила ночь и мы с Дур – Солтан смотрели на луну, если была луна. А когда ее не бывало… ну что ж, мы смотрели друг другу в глаза…. « Смотри на меня, смотри на меня, — говорила она, — в твоих синих глазах я пью источник вечной жизни».
Иногда она пела. Вся тоска пустыни изливалась в протяжных монотонных напевах. Иногда она рассказывала сказки. И каждая из них кончалась тем, что молодой джигит увозил свою возлюбленную на горячем коне. «Если бы кто-нибудь увез меня», — сказала как-то Дур – Солтан, заканчивая сказку. Порой на нее нападал страх; она прислушивалась к каждому шороху, пугалась собственной тени. «Они убьют меня, они убьют меня». – шептала она задыхаясь и дрожа. Но я всегда умел успокоить ее, и наше счастье становилось еще полнее.
Мне казалось, что так может длиться вечно. И если бы спросили меня даже тогда, сколько времени Дур – Солтан живет у меня, я бы не мог ответить. Я был молод тогда… И думал только о том, что придет ночь, что еще придумает Дур – Солтан, чтобы сделать прекрасней нашу любовь.
И вот наступил конец. Вестником его снова стал Каркар. На его полудетском лице снова круглились от страха глаза. Старики узнали, где скрывается Дур – Сортан. Они грозили пожаловаться властям, что русский чиновник скрывает у себя туркменскую женщину, чужую жену, сеет рознь среди населения. Опасаясь говорить огульно, старейшины намеривались послать в этот же вечер делегатов, чтобы застать меня врасплох просьбой позволить мне осмотреть дом, удостовериться, что я никого у себя не скрываю. Конечно, я имел полное право не впускать их к себе, но это лишь ухудшило бы дело. Через час Дур – Солтан, снова переодетая в платье джигита, покидала мой дом. Сам я злой, взволнованный прощанием прилег в ожидании не прошеных гостей. Они пришли раньше, чем я ожидал. Я вышел к ним на крыльцо с непонимающим, хмурым выражением лица. По мере того, как они говорили, во мне распалялся страшный гнев. Дурр – Солтан требовали у меня, как вещь. Радость моего сердца, прекрасную женщину превращали в жалкий кусок человеческого мяса. Вся боль за нее вырвалась в моем крике: « Хорошо, войдите, и вы убедитесь, как жалки ваши подозрения! Лишь ваши седины спасают вас от того, чтобы я не избил вас как сворю шакалов». На них это не подействовало. Они вошли в мой дом, осмотрели его и ушли, даже не извинившись».
Писатель умолк. Луна спряталась за легкое облачко.
— А Дур – Солтан? А что же дальше? – одним вздохом спросили все слушавшие.
— Ее убили в ту же ночь. Нашли у родственников. Предал какой-то двоюродный брат, которому муж обещал награду за поимку беглянки.
Всем стало грустно, как будто каждый похоронил ее.
-Вы говорите – сорок лет назад, сказала, наконец, молодая узбечка, актриса и красивым лицом и черными косами, короной обвившимися вокруг ее тюбетейки. – Около двадцати лет назад была убита моя сестра, снявшая паранджу…
Вино давно было допито. Хозяин будки уже дважды подходил, к столику, выразительно покашливая.
— Кончай свадьбу, сказала с украинским акцентом женщина, сидевшая за соседним столом, очевидно, его жена.
Луна опять сияла вечной красотой, и каждый видел в ее лучах образ своей Дур – Солтан.
Л. Бать.
Ташкент 1942 год.
PS
Лидия Григорьевнв Бать — писательница, критик, переводчица, родилась в Одессе в 1900 году и проживала там до 1925 года. Работала в детских домах, руководила литературными кружками. Автор цикла историко-биографических повестей о Ф. Нансене, Т. Шевченко, А. Навои, М.С. Щепкине, П.А. Стрепетовой, А.С. Новикове-Прибое и мемуарного сборника «Незабываемые встречи». Скончалась в 1980 году.