Его все сильнее увлекало искусство. Желая придать занятиям более организованный характер, Чоколов в 1909 году поступает в Строгановское высшее художественно-промышленное училище.

     Оно было избрано, потому что чоколовские кустарные мастерские нуждались в своем художнике-профессионале. Училище же испытывало подъем в своей деятельности, поскольку время требовало появления нового типа художника – универсала, который смог бы осуществить декоративную взаимозависимость всех окружающих человека предметов. Нужен был художник, владеющий всеми видами декоративно-прикладного искусства.

     В связи с этим, Строгановское училище перестраивалось на новый лад. Были приглашены преподавателями художники Е.Поленова и С.Малютин. Живопись на декоративном отделении с 1901 года вел К.Коровин. «Он был очень популярен среди студентов. Учиться у него казалось счастьем. Задания давались разные, но все с большим неповторимым «коровинским» вкусом. Рядом с ним всегда ощущался М.Врубель», — вспоминали его ученики.

     Чоколов не застал Коровина в Строгановке, но его традиции сохранялись.

     По новому уставу в училище открылись разнообразные мастерские, что дало ему возможность, в дальнейшем, заниматься живописью, мебелью, костюмом, ковроделием и керамикой.

     Уже со студенческих лет он пытался участвовать в московских выставках. Вот что вспоминает А.Якубян [16]: «В 1913 г. с Чоколовым произошел курьезный случай. Он представил на экспертный совет около 30 работ. Эти работы стояли на запачканной красками доске, которую он там забыл. Комиссия утвердила доску, а керамику забраковала!». Это, по-видимому, шутка, но, тем не менее, позволяет предположить, что уже во время учебы керамика стала для него приоритетным занятием.

     Одновременно он учится на юридическом факультете Московского императорского университета. Специальность правоведа мало интересует его, но университетское образование расширяет его гуманитарные знания.

     Изучение собраний Третьякова и Эрмитажа, увлечение классической музыкой принесли ему понимание великих произведений искусства.

     Заканчивая учебу в 1914 г., Чоколов женится на Софье Кристи. Молодые, перед поездкой на ее родину в Бессарабию, отправляются в свадебное путешествие, но не в Европу, как это было принято тогда среди состоятельных людей, а по России. Это было данью уважения и интереса к той стране, в которой они собирались жить. Из патриотических же убеждений он в 1914 г. добровольцем уйдет на войну, а в 1918 – отправится в Екатеринбург спасать своего царя.

     После всех потерь и потрясений, Чоколов опять приезжает в Бессарабию. Он в растерянности. Все прежние планы на будущее теперь не осуществимы.

Нои в новом для себя крае его угнетают и политическая обстановка, и материальная зависимость от семьи жены. Есть основания думать, что это послужило причиной для его скорого отъезда в Европу. Там он будет скитаться в качестве шофера девять долгих лет. «Цель – заработок, учеба», — так он позже напишет в своей автобиографии.

     После 1917 года такое явление как шофер русский дворянин, с двумя образованиями и знанием шести языков, было не исключением, а правилом на послевоенных европейских дорогах, остро нуждавшихся в транспорте.

     Чоколов на своем «Рено» сначала возил беженцев, которые метались по Европе в поисках заработка и дешевого жилья.Позже его пассажирами стали разного рода туристы, осваивающие достопримечательности соседних стран.

     Мелькали Германия, Франция, Италия и даже Англия, а также Австрия, Венгрия, Румыния…

     Он сразу и навсегда полюбил Италию.Благодатный  климат, красота пейзажей,воздух, пропитанный высокими идеалами и величием замыслов античности и Возрождения. Джотто, Леонардо, Микеланджело, Рафаэль, Джорджоне, Веронезе, таинственно красный бархат Тициана, обнаженное тело, цветы и фрукты, утонченная красота кружев и парчи, бронза и ковры – «сластолюбивая эстетика роскоши». Это и многое другое жадно впитывал молодой художник.

     Богатства парижских музеев, которые вобрали в себя огромный мир многообразия форм в творениях греков и египтян, в искусстве Древнего Востока и Индии – нахлынули на него со всех сторон. Франция оставалась убежищем и новых исканий в искусстве. Магия импрессионизма заставляла совсем по-другому видеть красоту окружающей жизни. Но и керамика Леже и Пикассо, витражи Матисса, гобелены, сделанные по рисункам этих художников, вызывали сложные чувства неожиданности.

     Произведения Анри Матисса приводили его в противоречивое  смятение еще в Москве в доме С.И. Щукина у панно «Танец» и«Музыка». К.Петров-Водкин об этом времени «постижении» вспоминал: «Ведь Матисс, Пикассо и Ван Гог и для нас, специалистов, были тогда неожиданными, и мы-то, с трудом и с руганью, разбирались в них» [17].

        В начале  60-х, когда «страсти по Матиссу» давно улеглись, а вкусы вполне определились, я присутствовала при разговоре С. Чоколова с моим отцом, который считал, что Матисс умел лучше других «петь» на языке красок, спектрально ярких и вместе стем великолепно оркестрованных. Чоколов, соглашаясь с этим, выразил предположение, что на возникновение «красно фигурных» панно француза Матисса повлияла античная вазопись. А за «Купанием красного коня» русского Петрова-Водкина стоит Матисс. В этом, по мнению Чоколова, и была непредсказуемая и прихотливая связь эпох в искусстве. Но есть ли хоть какая-то связь творчества Чоколова с любимым им Матиссом? Но об этом дальше.

     Колеся по Европе, Чоколов не забывал и об этюднике. Что он писал во время своих, порой одиноких, бивуаков? Тихие переулки маленьких городков или безлюдные кафе, море или горы? Кто ответит теперь на этот вопрос, если все, что им было сделано в тот период, он с безжалостной беспечностью терял, дарил или выкидывал.

     Путешествия налегке, с одним саквояжем, он   пришел к выводу, что ему проще жить, обходясь самым необходимым и в еде и в одежде. «Важны только духовные ценности», — любил повторять он. Имея в виду,что знания, впечатления, размышления и память об этом способствуют созданию новых ценностей. Духовные накопления нельзя конфисковать или похитить. Они всегда рядом – в самом себе.

     Тем не менее, в 30-м году Чоколов возвращается в Телешово, в богатое имение Кристи.

Он принимает участие в реставрации дома [18], добротно построенного еще в середине XIX века приглашенным итальянским архитектором. Три этажа, двенадцать просторных комнат с каминами и обширной террасой. В рамках высоких окон, обращенных на восток, кажется, навсегда разместилась своеобразная красота Телешово.

[17] К.Петров-Водкин. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. «Искусство»,Ленинградское отделение, 1970 г. стр. 360.

Чоколов расписывает цветами и птица мифриз под потолком столовой и большой гостиной и делает витражи в окнах одной из них. Вся эта его работа, к сожалению, им же и уничтожена. Но чудом уцелел небольшой этюд, написанный им в интерьере дома. На нем изображен уютный эркер,который существует и сейчас, с двумя круглыми окошками, закрытыми витражами.Нижняя часть полукруглой стены увешана молдавскими коврами. Над ними висят,по-видимому, семейные фотографии в рамках. В эркере стоит небольшой столик с двумя креслами визави и сидящими в них двумя темными фигурами. На столике – две вазы с цветами.

Этюд таит в себе манящую недосказанность, позволяет комментировать подтекст работы. В ней одухотворена каждая вещь. Так и хочется думать, что ковры, мебель, вазы, витражи – работы Чоколова. Зная состав семьи Кристи в то время, можно предположить, кто скрывается в креслах.

Этот этюд – поэтическая легенда об образах прошлого. Не только тяга к декоративизму способствовала созданию этой работы, но и, по-видимому, воспоминания художника о патриархальном укладе,утраченных московского дома и усадьбы в Горожанке. «Интерьер с витражами» [19] – единственное свидетельство о своеобразии внутреннего убранства известного в Бессарабии дома семейства Кристи [20].

К этому времени можно отнести еще один этюд Чоколова, в котором также присутствует атмосфера патриархальности. В музее эта работа известна под названием «Общественный парк». Оно дано в советское время самим художником. Но сельский пейзаж со знакомыми по Телешову холмами, между которыми действительно располагался скрытый от деревенских глаз, но господский парк – с его тишиной, покоем, камерной красотой, как бы предназначенных для прогулок семьи и гостей Кристи, — все это дает повод не соглашаться с авторским названием. Лестница и фигурная ограда не сохранились, но площадка-лужайка перед домом существует и поныне.

Пейзаж написан быстрой легкой кистью,чувствуется, что природа этого уголка – источник радости для художника, поэтому композиция полностью взята с натуры. Декоративность этюда передана интенсивным чистым по тону сине-зеленым колоритом и узорчатостью рисунка деревьев.

Есть еще одна работа Чоколова этого времени, которую невозможно не упомянуть. Это портрет матери. Лет сорок назад, ее – «славную, радушную» – писал Серов. Тогда она была молодой,  самоуверенной дамой. Многое изменилось с тех пор. Умер муж. Разлетелись дети. Ей уже за 70 и она доживает свою жизнь в доме жены сына. Он с любовью пишет ее красивую поседевшую голову и особенно кроткие, повидавшие беды, глаза. Теплый светлый колорит этюда, благодаря прозрачности акварели и мягкости пастели, придают портрету печальное настроение.

Патриархальная жизнь Чоколова вТелешово выглядит вполне благополучной. Пишет пейзажи, что-то лепит из найденной неподалеку глины, читает. Слывет строгим барином. «Кону Сергий»зовут его крестьяне. Зиму, вместе с супругой, проводит в Италии, в Сан Ремо на вилле Кристи. Летом часто живет в Кишиневе, где у них тоже собственный дом. [21]

        Однако, в 1935 г. С.Чоколов навсегда покидает Телешово.

     Перед этим, по словам Н. Чоботару – приемной дочери С. Кристи, «папаша», так она звала С.Чоколова, собственноручно уничтожил свои фрески, сбив их со стен топором. Им же он разрушил кое-что из мебели,по-видимому, тоже авторской.

     Причины, столь грубых и, вроде, не свойственных ему действий – не известны. Он их прокомментировал так: «чтобы ей (жене) ничто и никогда не напоминало обо мне».

     Но жизнь рассудила иначе. Ему пришлось воспользоваться ее памятью о себе.

     В 1941-42 годах, когда он долго и мучительно болел, именно Софья поставила его на ноги, поделившись с ним ничем-нибудь, а собственной кровью (переливание).

     Незадолго до своей ранней кончины, она написала своему бывшему мужу письмо, в котором горячо благодарила Бога и судьбу«за счастье встречи и жизни с ним».

     Но тогда, в 35 г., он ушел от нее не оглянувшись.

     В Кишиневе он вскоре женился на Татьяне Бурской, с радостью усыновив ее шестилетнего сынишку Карла, Карлушу. В двух комнатах ее дома [22] он прожил до самой своей смерти.

     Кишинев был маленьким провинциальным городком, тихим и зеленым. Вся художническая жизнь роилась вокруг Школы изящных искусств, возглавляемой В.Ф.Окушко, и, в большей степени, при Бессарабском обществе изящных искусств, которым руководил А.М. Пламадяла. Чоколов пейзажами участвовал в выставках общества. Редко кто из художников того времени мог позволить себе заниматься только искусством. «Каждый из них устраивал свою жизнь как мог, — вспоминает О. Пламадяла, — искусству посвящали время, свободное от других занятий,  дававших средства к существованию» [23].

     На жизнь своей семьи Чоколов зарабатывает реставрацией росписей и икон в монастырях и церквях. Было не столько работы,сколько ее поисков. Таким образом, судьба посылала ему еще достаточно времени ина подробное знакомство с архитектурой, народным творчеством и бытом края.

     Передвигаясь на каруце [23а] или пешком, он любовался красотой степей, лугов, холмов, расписанных безупречной рукой природы, то цветущими садами, то осенними Кодрами, то кудрявыми виноградниками.

     Серебристая трава с сочными мазками степных цветов, утреннее пенье птиц в Кодрах, печальная Дойна и вихри молдовеняски находились в полной гармонии не только с темпераментными молдавскими коврами и с простотой керамики, но и с самой жизнью народа и с его историей.

     Он учился вековым традициям и премудростям местных ремесел.

     В нем давно томились, не находя выхода,собственные замыслы. Но время им все никак не подходило.

     Во второй мировой войне Чоколов не участвовал – тяжело болел. Война закончилась для него горем. Весной 1945 г. умерла не только Софья Кристи, но и его вторая жена – Татьяна Бурская. Теперь он остался один с Карлом.

** *

     В 1945 году состоялся I cъезд художников Молдовы. Мой отец А.А.Васильев – был избран председателем СХ, а С.С.Чоколов – членом правления.

     Вопреки тому трудному времени, когда все кисти, краски, холсты, а также дрова, еда, одежда и лекарства – было сложно осуществимой проблемой, тот немногочисленный состав правления СХ был очень энергичен. Правда, все они были еще молодыми людьми. Самым старшим оказался Сергей Семенович.  Ему  уже перевалило  за  пятьдесят. К. Кобизева

вспоминала, «как мужественно он переносил послевоенные годы дистрофии. Несмотря на то, что сам еле держался на ногах, активно работал и всех поддерживал» [23б]. Ему доставляло необычайную радость быть среди коллег, говорить на близком и желанном ему языке искусства, служить общему нужному делу, быть полезным. Это он организовал пустующее помещение в своем дворе, где потом долгое время размещался СХ (ул.Жуковского №15).

   Через два месяца после окончания войны был вновь создан Художественный музей. С.С.Чоколов передал в него набросок В.Сурикова «Юродивый» и «Женский портрет»неизвестного художника XIX века.

     Восстанавливались или организовывались вновь художественное училище, мастерские и отделение художественного фонда.

     В этом большая заслуга принадлежит моему отцу и людям, которые работали рядом с ними.

     Для них всех самым важным оставалось собственное творчество.

     Чоколов работает с подъемом и молодой энергией.

     Сначала это были городские пейзажи. В нихболь и возмущение человека, который знает и любит Кишинев, а теперь город, в котором он живет, превращен в руины. Пейзажи написаны темперой и гуашью с использованием пастели или угля. Они темпераментны, декоративны, но не лишены некоторой театральности.

     Иногда Чоколов ходил на этюды с моим отцом,который в то время любил писать сумерки и окраину Кишинева, но чаще выезжал за пределы города в поисках камерных уголков с крестьянскими домиками, колодцами или церквушками. Любил он писать и интерьеры крестьянских жилищ. Почти все егоработы этого времени пропали. Но сохранились свидетельства прессы: «Средипейзажей в первую очередь должны быть отмечены талантливые работы Васильева,Чоколова» [24] или «Солнечные многоцветные пейзажиЧоколова говорят о большом декоративном даровании художника» [25].

     Только после организации в 1948 году секциидекоративно-прикладного искусства Чоколов с вулканической энергией приступает клюбимому и долгожданному делу.

     Начиная с 1952 г., когда на Республиканскойвыставке впервые была представлена его керамика, до его первой персональнойвыставки в 1955 г., Чоколов создает всю основную типологию цветных керамическихпроизведений.

     Чоколовскаякерамика развивалась очень бурно. Проследить ее этапность трудно. Поройсоздается впечатление, что художник начал свое творчество от крупных сложныхпредметов, но это было не так.

После войны возникает потребность в самыхобыкновенных простых вещах. Вот примерный ассортимент небольших керамическихпредметов, которые создал Чоколов в это время: чернильные приборы, пепельницы,различные подставки, светильники, керамические полки для цветов, миски, кружки,вазы, кувшины и т.п.

Посетителям выставок хотелось украситьсвой скудный быт этими красивыми предметами. Их планировалось запустить впроизводство, но пока они оставались музейными образцами.

В Бессарабии же в последнее десятилетиеее существования, фабричная штампованная посуда, более дешевая и удобная дляупотребления, вытеснила с рынка гончарные изделия. Многие традиции народногопромысла забылись и на послевоенном базаре можно было встретить керамику,далекую от народного творчества.

Первыми приступили к возрождениюнациональных традиций художники-прикладннки. С.Чоколов считал, что для этогонеобходимо «…кропотливо учиться, больше общаться с народом, изучать егобыт, костюмы, художественные ремесла» [26]. Этоймысли он придавал очень большое значение и повторял ее и на собраниях, и впрессе: «…мы должны изучать молдавское народное творчество, его природу,Фольклор, костюмы, ковры, вышивки, керамику» [26а]. Иопять он призывал: «Наше искусство… должно отражать все типичное длямолдавского народа. Для этого нам нужно больше общаться с народом…заглядывать в его историю, изучать культуру соседних славянских народов»[26б].

Производство керамики на территорииМолдовы известно еще по эпохе неолита. Об этом говорят археологические раскопкив Петренах.

Развиваясь, оно занимало важное место вкрестьянском быту, и было признаком культуры края.

Со временем керамика разделилась на двекатегории – ежедневная, обыденная посуда и праздничная, которая использоваласьтакже для украшения жилица.

Форма обыденной, утилитарной посудыбыла связана с ее назначением. Посуда для приготовления пищи или храненияжидкости глазурью не покрывалась. Она украшалась росписью по ангобу красной иликоричневой краской. Орнаменты были очень просты: волнистая линия, кольца илиспираль, которые выполнялись при вращении гончарного круга цепкой, гребешкомдля волос или жесткой щеточкой.

Праздничная посуда полностью или частичнопокрывалась цветочным, реже фигурным рисунком, который декорировался цветной,но всегда прозрачной глазурью.

Под влиянием славянских народов,живущих на территории Молдовы, появился изразец для украшения печей всостоятельных крестьянских и городских домах. Но на плитках изразца нередкоизображалась «местная» гроздь винограда.

С.Чоколов за время своих путешествий поБессарабии собрал небольшую коллекцию интересной народной посуды. Особое местов ней занимала керамика из черной глины. Она была очень древней. Орнамент на нейнаносился круглым камешком по сырому сосуду. После обжига узоры становилисьблестящими и заметными на матовой поверхности предмета.

Создавая свою керамику, он, конечно же,учитывал веками сложившуюся, а потому удобную для быта типологию посуды.Сохраняя народный дух росписи, он стремился опоэтизировать образ природы,окрашивая и, освещая ее ярким и знойным солнцем Молдовы.